— И это последняя сказка Шехеразады?
— Почти. А теперь я еще на минутку пойду в турбинный зал, а вы подождите, и мы вместе вернемся домой. Согласны?
— Вместе? Ах, чудесно, папочка!
— Ну, вот видишь! А ты знаешь, клоп, что уже два часа ночи? Скандал, чтобы дети в такое время не спали.
— Но ведь сегодня совсем особенный день, папочка, ты ведь сам не хотел бы, чтоб я спала, правда?
— Ах ты, умница… Конечно, не хотел бы! Теперь мы пойдем домой, и, знаешь, что сделаем?
— Не знаю.
— Зажжем свет, понимаешь?
— Какой свет?
— Электрический. Эле-ктри-ческий, самый настоящий свет, ты уже, наверно, забыла, как это делается? Поворачивают выключатель!..
— Ну вот, какой ты! Ты же прекрасно знаешь, что я помню. Я же видела, как ты устраивал выключатели.
— Смотрите, а я и не знал!
Он ушел. Гудело, пульсировало огромное сердце машины, алмазным блеском сияла электростанция, высоко вверху металось пламенное знамя.
Евдоким стоял, опершись на свою палку, молчал, и седая голова его покачивалась из стороны в сторону.
— Туда, туда смотрите!
Они обернулись. На улице в ветвях деревьев блеснул мутный красный огонек. Появился и погас, как придушенный. Мрак стал еще гуще, непроницаемее, казалось, он клубится, двигается, как туча. Но вот постепенно во мраке снова замерцал ряд красноватых мутных шаров, протянувшихся вдоль улицы.
— Это фонари? — едва слышно прошептала Ася.
— Да, да, смотри!
Мутные красноватые шары на глазах светлели. Свет усиливался, терял рыжий оттенок и вдруг, как по мановению волшебной палочки, ярко засиял.
— Ах!
Крики вдали усилились, стали доноситься звуки музыки.
— Люди радуются!
— Да, доченька, все радуются, сегодня все радуются.
Евдоким очнулся от молчаливого созерцания.
— Я позвоню в гараж, пусть пришлют машину, пора.
Но в этот момент подошел Алексей.
— Нет, нет, старик, не нужно. Я хочу пройтись по городу. Какие сегодня машины, правда, Люда? Пойдем пешком?
— Да, да, разумеется, только ты такой усталый…
Он взял ее под руку. Ася уцепилась с другой стороны.
— Я тоже, как мама, я тоже!
— Ну, попробуй!
Маленькая ручка скользила по рукаву отца, девочке приходилось приподниматься на цыпочки, но она не уступала. Сегодня, в эту необычную ночь, когда она не спала, как взрослая, ей хотелось идти под руку с отцом, тоже как взрослой.
На углу под фонарем они увидели толпу. Кто-то взлетал вверх и падал на подставленные руки.
— Качать лейтенанта, качать, ура!
Только теперь они поняли, как шумно в городе. Там, за забором, грохот машин заглушал все звуки. Но здесь, на улицах, все кипело и клокотало, как в светлый праздничный день. Видимо, никто не хотел оставаться один. Тянуло к людям, к общей, разделяемой всеми радости. Посреди мостовой, взявшись под руки, маршировали толпы мужчин и женщин, раздавались и перемешивались между собой песни. И как только где-нибудь показывалась военная форма, тотчас же находились сотни рук, подбрасывающих военного вверх, и сотни голосов кричали «ура». Из домика на углу вышел старик с бутылкой подмышкой и рюмкой в руке.