)…». В этом же письме Ежов, как положено, каялся, признавал «большие недостатки и промахи», но при этом гордо заявил: «Погромил врагов здорово».
В конце ноября 1938 года Николай Иванович, только что лишившийся поста наркома внутренних дел, но еще оставаясь на эфемерной должности наркома водного транспорта, признавался в письме Сталину: «Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского (первого заместителя наркома внутренних дел, командарма 1 ранга. – Б. С.) и предложил вместе докладывать вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: „Ну, теперь нас крепко накажут…“. Я понимал, что у вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время». Ежов не ошибся. Опального шефа НКВД действительно собирались «громить», точно так же, как он сам ранее «громил врагов народа». Правда, наказания пришлось ждать полтора года. Расстреляли «железного наркома» за руководство заговорщической организацией, шпионаж, фальсификацию уголовных дел и гомосексуализм 4 февраля 1940 года. Два первых обвинения были вполне фантастичны и самим Николаем Ивановичем не раз навешивались на фигурантов политических процессов. Два последних наоборот, были абсолютно истинны (хотя гомосексуализм по сегодняшнему уголовному кодексу России преступлением уже не является). В тот же день казнили и М. П. Финовского. Инкриминировали ему все то же самое, за исключением гомосексуализма.
О судьбе руководителей НКВД стало известно много лет спустя. Однако Люшков наверняка догадался, что с Ежовым и Фриновским поступили так же, как они собирались поступить и с ним самим. В начале июня 38-го Генриха Самойловича отозвали из Владивостока в Москву для назначения на работу в центральный аппарат НКВД. Люшков сразу решил, что Ежов собирается расправиться с ним как с представителем «старой гвардии» прежнего наркома Г. Г. Ягоды. В первые же дни после прибытия в Японию бывший глава НКВД Дальнего Востока написал дневник, где рассказал, почему стал перебежчиком. Отрывки из дневника были опубликованы в японских газетах, а в полном виде он появился в августе 1938 года в издававшемся «для служебного пользования» ежемесячном бюллетене «Гайдзи гэппо» (Ежемесячнике иностранного отдела полиции). Вот как звучат откровения Люшкова в обратном переводе с японского, сделанном А. В. Трехсвятским: «Почему я, человек, который занимал один из руководящих постов в органах власти „Советов“, решился на такой шаг, как бегство? Прежде всего, я спасался от чистки, которая вот-вот должна была меня коснуться. Накануне я получил приказ о переводе на новое место службы в Москву и директиву о немедленном отбытии туда; вместе со мной аналогичную телеграмму получил секретарь Далькрайкома Легконравов; вызов руководящих сотрудников в Москву с последующим арестом стал в последнее время обычным. (В качестве примера можно привести: глава НКВД по Ленинградской области Заковский, глава НКВД Украины Леплевский, глава НКВД Белоруссии Берман, глава НКВД по Свердловской области Дмитриев и др.). Все они принадлежали к руководящему звену чекистов „старого призыва“, к которому принадлежу и я. Я чувствовал, что в ближайшее время такая же участь постигнет и меня. Я стал готовиться к бегству, организовав командировку в район границы. Сначала я планировал переход в районе Гродеково, но в итоге перешел границу в районе Посьета (под предлогом необходимости встретиться в пограничной полосе со своим агентом из Маньчжоу-Го. –