).
Я много размышлял, перед тем как пойти на такое чрезвычайное дело, как бегство из СССР. Передо мной была дилемма: подобно многим членам партии и советским работникам быть оклеветанным и расстрелянным как „враг народа“ или же посвятить остаток жизни борьбе со сталинской политикой геноцида, которая приносит в жертву советский и другие народы. Мое бегство поставило под удар мою семью и друзей. Я сознательно пошел на эту жертву, чтобы хоть в какой-то мере послужить освобождению многострадального советского народа от террористически-диктаторского режима Сталина».
Здесь концы с концами у Генриха Самойловича явно не сходятся. Если ему пришлось бежать, спасаясь от неминуемого ареста и расстрела, то при чем здесь какая-то «сознательная жертва». Выбора-то все равно не было: требовалось свою шкуру спасать. Да и о семье, кстати сказать, Люшков успел позаботиться. При обыске японцы обнаружили у него телеграмму с довольно странным текстом: «Шлю свои поцелуи…». Перебежчик объяснил, что, приняв решение о побеге, отправил в Москву 27-летнюю жену Инну с 11-летней дочерью. Упомянутая телеграмма была условным сигналом, что семья выезжает на поезде через Польшу в Западную Европу, где дочери должны были сделать срочную операцию. Получив телеграмму, Люшков совершил переход границы. Семья его судьбы неизвестна до сих пор. Мы не знаем, в частности, удалось ли им вообще покинуть пределы СССР. Что же касается объяснений своего бегства высокими идейными соображениями, то в этом пункте Люшков вряд ли вызвал доверие у японцев. Сам Генрих Самойлович только что закончил депортацию с Дальнего Востока корейцев и китайцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию. И размах репрессий на восточной окраине России достиг пика именно при нем. Поэтому Люшков в дневнике счел необходимым покаяться: «Велики мои преступления перед народом, так как я сам участвовал в этой страшной сталинской политике, убившей многих и многих советских людей. Нет особой надобности говорить, что сам факт моего бегства будет преподнесен как доказательство того, что я шпион, продавшийся японский наймит… Но у меня не было и нет иных целей бегства, кроме тех, о которых я уже говорил.
Почему я выбрал Японию? Я работал на Дальнем Востоке, т. е. важную роль сыграл географический фактор. Я благодарен стране, которая приняла меня как политического беженца и предоставила мне убежище. Не так уж редко противники политического режима, воцарившегося на их родине, вынуждены были бежать из своей страны. Руководители большевистской партии во времена борьбы с царизмом долгое время находили политическое убежище в капиталистических странах, и пользовались материальной помощью этих стран в борьбе за свой народ, и не стыдились этого».