Джорджия отвернулась, она одновременно и раздражалась в ответ на его слова, и не могла не согласиться с его правотой. Это правда. Ей нелегко общаться с незнакомыми людьми, и тем более она чувствовала неловкость, когда кто-то видел ее дочь-мулатку. Сколько покупателей, впервые приходивших в магазин, принимали темнокожую Пери за мать Дакоты? Она уже потеряла им счет. Джорджия снова взглянула на Джеймса.
— Я делаю все, что в моих силах, — возразила она в свое оправдание, — и не моя вина, если я не могу сделать больше или прийтись по вкусу всем, кто имеет со мной дело.
Джеймс вздохнул.
— Это не вина, Джорджия, просто тебе надо научиться некоторым вещам, приемам поведения, — сказал Джеймс. — Ты ведь можешь это сделать?
— Не зли меня! Здесь слишком много народу! — Джорджию бесили его тон и тема разговора, и теперь она снова почувствовала себя ужасно рядом с ним.
— Я не сошел с ума, чтобы тебя злить, а говорю все это тебе ради моей маленькой девочки. Я хочу научить ее тому, что ты никогда так и не смогла понять. — Джеймс повысил голос и вдруг сам осекся на полуслове. — Для меня это не первый банкет в жизни, на котором я был один черный среди приглашенных. И как, ты думаешь, я себя чувствовал?
— Что ты хочешь? Ты что, считаешь, я прячусь от мира и живу в вакууме? Я прочитала достаточно книг о том, каково быть черным, и мулатом, и креолом, и просто белой матерью ребенка-мулата. Так что я все знаю. — Джорджия нахмурилась. — Она умная, красивая, счастливая и здоровая девочка. Ей не на что пожаловаться. Не забывай, я выросла в Пенсильвании и кое-что знаю о черных, мистер Фостер. И моя жизнь не настолько обеспечена, как твоя, я не ездила в Париж, как ты, где ты трахался с каждой встречавшейся тебе бабой!
Неужели он добивался этой вспышки гнева? Зачем хотел вывести ее из себя? Если желает видеться с дочерью, то почему настраивает против себя ее мать? А вдруг он пригласил ее в эту умиротворяющую обстановку, в кафе, лишь чтобы усыпить ее бдительность и снова попытаться вить из нее веревки? Манипулировать ею. Ну почему она всегда так глупа и доверчива? Она положила обе руки на стол ладонями вниз.
— Если твоя дочь нуждается в черной матери, тогда, вероятно, тебе стоило найти себе негритянку. — Джорджия поднялась и направилась к дверям, забыв на стуле серебристую накидку, но сумку и пальто она все-таки схватила, иначе холод мартовской ночи заставил бы вернуться обратно.
Остановив машину, назвала адрес:
— Бродвей, семьдесят семь.
Как бы то ни было, она хотела поскорее приехать домой и не спускать глаз с Дакоты. Теперь стоит ожидать самого худшего. Но отчего же все так неудачно складывается в ее жизни снова и снова? Ведь эта ночь наверняка все изменила бы. Они могли бы закончить ее в постели, выпить утром кофе и принять ванну… как будто не существовало тех лет, разделявших их… Но нет. Она чувствовала себя так, словно она двенадцать лет строила свой мир, свою крепость, которая была разрушена в одно мгновение с появлением врага. Джеймс — черный, и он теперь со своими установками и взглядами пытается втиснуться в ее жизнь и в жизнь Дакоты. Да еще и Кэти взялась откуда-то, как назло.