Посреди стола лежала стопка карточек с именами девочек из сборной по теннису – двадцать пять штук. Каждая была оформлена в соответствии с характером владелицы. Имя Бруклин Киллоран переливалось всеми оттенками розового, вокруг сверкали звездочки-наклейки. Изабелле МакСуинни досталась черная бумага и светящийся в темноте маркер. Буквы в имени Лорел были украшены цветами, в углу притаилась забавная рожица. Среди всего этого великолепия имя Саттон, написанное ровными черными буквами на белом квадратике, выделялось, как гадкий утенок. Ни одной наклейки, никаких «Ты молодец!» или «Вперед!». Так могла бы выглядеть табличка на двери тюремной камеры.
– Я закончила, – Ниша вертела в руках карточку, на которой было написано «Аманда Пфайфер». – Ты можешь помочь развесить их по шкафчикам… если, конечно, такая сложная задача тебе по силам.
– Когда ты их сделала?
– В выходные.
– Почему не попросила помочь?
Ниша устремила на нее недоверчивый взгляд, а потом снова рассмеялась:
– Стану я тебя об этом просить! – Ниша швырнула карточку на стол, смахнув при этом часть маркеров, и направилась к своему шкафчику. Приглядевшись, Эмма заметила на нем не до конца отмытые капли фальшивой крови. Такие же пятна виднелись на стене и полу. Ниша наступила на одно из них, прикрепляя к дверце собственное имя, написанное над скрещенными ракетками.
– Извини за тот розыгрыш, – пробормотала Эмма, закусив губу.
– Плевать, – спокойно ответила Ниша, переходя к соседнему шкафчику и приклеивая на него карточку Бетани Ховард.
– Ты не заслужила такой жестокости, – продолжала Эмма. Очень хотелось добавить, что и сама она не заслужила дурацкого розыгрыша с севшей формой, но об этом сейчас лучше было промолчать.
Ниша резким движением оторвала кусочек скотча, потом повернулась к собеседнице, сверкнув глазами.
– Ваша чертова фальшивая кровь испортила мою любимую толстовку! – она ткнула пальцем в грудь Эммы. – Мамину толстовку! Пришлось ее выкинуть.
Эмма попятилась назад, запнулась о чью-то обувь, но Ниша стояла на месте. Внезапно Эмма поняла, что в ее голосе была не только злость, но и боль. Сейчас Ниша была похожа на потерянного ребенка, пытающегося сдержать слезы. От чего умерла ее мама? В другой ситуации Эмма непременно задала бы этот вопрос. В детском доме было много детей, у кого родители умерли. Не зная, что именно случилось с Бекки, Эмма нередко ощущала себя одной из них. Это часто угнетало: бывали дни, когда она даже надеялась, что мама умерла – ведь это означало бы, что она бросила дочь не по своей воле.
Я ощутила укол вины. При жизни все казалось само собой разумеющимся, полагающимся мне просто потому, что я есть. Вокруг страдали люди, но смерть оставалась чем-то далеким, невозможным. Это было не для меня. Как же я ошибалась!