– Я знаю… Фрэнсис… он искал этой ссоры, – продолжала Верити. – Но он мой брат. И теперь для меня просто невозможно…
Блейми попытался ухватиться за соломинку:
– Со временем все уляжется, Верити. А наши чувства останутся неизменными.
Он несколько секунд не отрываясь смотрел на нее.
Девушка не ответила, просто сидела опустив голову.
– Возможно, Фрэнсис был прав, – наконец произнес Блейми. – Ни к чему хорошему это и не могло привести. Возможно, мне не следовало даже думать о тебе… смотреть в твою сторону…
– Нет, Фрэнсис ошибался. Но после всего этого… примирение уже невозможно.
Они посидели так еще с минуту, и Блейми встал.
– Твоя рука, – сказала Верити. – Давай я перевяжу.
– Пустяки, царапина. Жаль, что он не прицелился лучше.
– Ты сможешь ехать верхом? Твои пальцы…
– Да, смогу.
И Блейми, ссутулившись, словно старик, ушел за дом.
Обратно он вернулся уже верхом.
– Прощай, любовь моя. Пусть нам не суждено быть вместе, но я тебя никогда не забуду.
Блейми пересек ручей и медленно поехал по долине. Верити смотрела ему вслед, пока его силуэт не размыли внезапно набежавшие на глаза слезы.
В Тренвит вернулись все вместе. Фрэнсис с временной повязкой смог доехать верхом, и теперь им занялся Чоук. Доктор устроил из процедуры перевязки целое представление. Чарльз, пуская газы и срыгивая остатки гнева, проковылял в свою комнату, чтобы вызвать рвоту и отдохнуть перед ужином.
Увидев супруга, Элизабет едва не лишилась чувств, но быстро пришла в себя. Она буквально летала вверх-вниз и подгоняла миссис Табб и Бартла, чтобы они предоставили доктору все необходимое и обеспечили раненому удобства. У Элизабет вообще была такая особенность: пока жизнь протекала спокойно, она словно бы накапливала энергию про запас, а в чрезвычайной ситуации использовала ее в полную силу. Согласитесь, подобное встречается не часто.
А Верити… Верити ушла в свою комнату…
Она чувствовала себя словно бы отрезанной от семьи, частью которой была целых двадцать пять лет. Теперь ее окружали посторонние люди, причем не просто чужие, а враждебно настроенные. Родные отдалились от Верити, а Верити – от них. Бедняжка замкнулась в себе, ее никто не понимал, у нее не осталось друзей.
Верити закрыла дверь на задвижку и обессиленно опустилась на стул. Роман с Блейми подошел к концу, и, как бы Верити этому в душе ни противилась, она понимала, что уже ничего нельзя изменить. Ослабевшая до полуобморочного состояния, Верити устала от самой жизни. Если бы смерть сейчас пришла тихо и безболезненно, она бы приняла ее как возможность лечь в постель и, забыв обо всем, погрузиться в сладкий сон.