Чарльз был очень доволен, а новость о том, что родился мальчик, вывела его из привычного послеобеденного оцепенения.
– Превосходно! – сказал он Фрэнсису. – Ты молодец, мой мальчик. Я горжусь тобой. Значит, родился внук. Черт меня подери, это именно то, чего я хотел.
– Это заслуга Элизабет, а не моя, – бесцветным голосом заметил Фрэнсис.
– Полагаешь? Но думаю, ты тоже внес свою лепту, а? – Чарльз весь так и затрясся от утробного смеха. – Не скромничай, мой мальчик. Я горжусь вами обоими. Даже не ожидал, что у тебя такая сильная жена. Как назовете отпрыска?
– Мы пока не решили, – мрачно ответил Фрэнсис.
Чарльз поднял свою тушу из кресла, переваливаясь с ноги на ногу, вышел в холл и огляделся.
– А зачем далеко ходить? В нашей семье прекрасный выбор имен. Вот, пожалуйста: Роберт и Клод… Вивиан… Генри. Пара-тройка Чарльзов. Чем тебя Чарльз не устраивает?
– Это Элизабет решать.
– Да-да, конечно. Только надеюсь, что она не выберет Джонатана. Чертовски глупое имя. А где, кстати, Верити?
– Наверху, ухаживает за Элизабет.
– Что ж, дай знать, когда наследник будет готов познакомиться с дедом. Мальчик, а? Молодцы. Вы оба молодцы.
Из-за слабости Элизабет крестины отложили до начала декабря, да и отметили это событие с меньшим, чем хотелось бы Чарльзу, размахом. На крестины пришло всего восемнадцать гостей, включая близких родственников.
Дороти Джонс, супруга кузена Уильяма-Альфреда, на тот момент не была в очередной раз беременна и поэтому тоже присутствовала. Эта поджарая миниатюрная женщина лет сорока с холодной, кислой улыбкой и предубеждениями, более приличествующими пожилым дамам, никогда, даже в приватной беседе, не использовала слово «кишки». Были и другие предметы, которых она упорно не касалась в разговоре, пусть даже и с самыми близкими подругами. Последние две беременности довольно сильно отразились на ее внешности, и Россу показалось, что она как-то усохла. Случится ли когда-нибудь такое с Элизабет? После рождения первенца она, на его взгляд, только похорошела.
Элизабет лежала на кровати, куда ее перенес Фрэнсис. В камине трещали поленья, языки пламени прыгали в дымовую трубу, как цепные псы. В просторной комнате было тепло, в глазах гостей отражался огонь, а за окнами клубился полупрозрачным туманом серый холодный день. Комната была украшена цветами, и Элизабет возлежала среди них, словно прекрасная большая лилия, а все остальные суетились вокруг нее. Ее чудесные руки и шея были словно вылеплены из воска, и только на щеках играл непривычно яркий румянец. Ни дать ни взять – цветущая лилия в оранжерее.