Стокгольмскому миллионеру воздалось. Он, прямо как я, до смерти влюбился в варшавскую курву; бедняга всего не знал, но кое в чем ему повезло: его ведь могло не существовать. Он мог быть вымыслом. Вся Швеция могла быть вымыслом, работа в Швеции могла быть вымыслом, тамошний успех мог быть вымыслом, фантом шведского миллионера, его дома, недвижимость, кэш — все могло быть вымыслом. Тем более что Жозефина в своих рассказах не отличалась последовательностью: один раз Микаэль выгребал из кармана евро, другой раз — кроны; то он занимался строительным бизнесом, то сельскохозяйственными машинами.
Наконец, сама рассказчица явно не выносила длительных разлук с родиной. Сколько раз ее, якобы осевшую в Швеции, видели в варшавских торговых галереях! Она, не смущаясь, с улыбкой отвечала на приветствия, не прикидывалась собственной сестрой. К подобным встречам Жозефина была готова: могла же она в конце концов вместе с Микаэлем на денек-другой махнуть в Польшу на шоппинг. Известное дело: миллионеры любят делать покупки там, где подешевле.
19
Я никогда не был у Зузы. Адрес, конечно, знаю, как-никак пару раз удавалось проводить даму до самого порога. Ни на каком продолжении я не настаивал, ни о чем таком и речи не шло. Ни всерьез, ни в шутку, ни намеками. Во-первых, из-за дверей почти всегда доносился душераздирающий лай, однако дело было не в собачьей истерике. Я не боялся, — этого еще не хватало! — что, едва дверь приоткроется, Тетмайер вцепится мне в горло. Моей неприязнью к собакам вообще и к этой суперпородистой твари, в частности, проблема не исчерпывалась.
Во-вторых, не было бы ничего проще, чем вытащить из-за пазухи надлежащую (лучше всего заранее удвоенную) квоту, — и вечер наш! Зуза, несмотря на усталость, головную боль, отсутствие желания и что-то там еще, немедленно повернет обратно, мы отправимся ко мне и окунемся в пучину любви во всех ее проявлениях. Однако я считал, что должен быть на стороне усталости, головной боли или отсутствия желания. Да, я, горе-джентльмен, действительно так считал и даже не пытался ни на чем настаивать. Что было ошибкой, но ведь эти строки — сплошь перечень моих ошибок. Требовать от распутницы распутства и таким способом расти в ее глазах? Звучит неплохо, но так ли оно на самом деле?
Короче говоря, Зуза не хотела показывать мне квартиру, которую снимала. Это было очевидно и совершенно понятно. Нет-нет, я не прикидываюсь великодушным папиком, который все понимает и все прощает. В этой истории мне были понятны разве что кое-какие детали, а целое — несмотря на его незамысловатость — недоступно. Зуза не хотела показывать свое жилье, потому что там царил чудовищный, неистребимый беспорядок. Мне это подсказывал инстинкт педанта, мигом учуявшего собственную противоположность. Кроме того, существовала уйма предпосылок, позволявших прийти к тому же выводу логическим путем. Зуза, например, утверждала, что у меня всегда идеальный порядок. Поскольку ей случалось так говорить и тогда, когда в квартире был жуткий кавардак накануне прихода уборщицы, это кое о чем свидетельствовало. Можно сказать, порядок мы себе представляли абсолютно по-разному. Впрочем, это было не единственное различие. В сущности, мы смахивали на супружескую пару старого покроя. Короткая вспышка страсти, посредственный скоропалительный секс и — виват, молодожены! Долгих лет здоровья и счастья!