Поверженный (Икрами) - страница 124

— Почему тебе так срочно понадобилась теплая шапка? — спросил Насим.

— Видишь ли… В Байсуне пригодится…

Насим-джан понял, что расспрашивать не надо, и перевел разговор на другое.

— У нас дома никого сейчас нет, — сказал он, — тетушка с девушками из женского клуба поехала на два дня в сад… Абдуллобай отправился в кишлак.

Теперь сами себе повара, сами гости. Да, чуть не забыл, сейчас придут Асо с Фирузой.

— Ого, значит, угощение будет.

— Надеюсь, голодными не будем.

— Правда ли, что Фируза-апа уже не работает в клубе?

— Да, она пошла в гору, заведует женским отделом в Центральном Комитете.

Карима очень порадовало это сообщение, он любил Асо и Фирузу. Его удивляло и огорчало то, что Фируза не занимала места, достойного ее ума и организаторского таланта. Он считал, что она могла бы принести своей стране гораздо больше пользы, чем некоторые малоопытные назиры.

— Ты прав, что настала пора занять Фирузе более высокий пост, но создание женского клуба — дело ее рук, и в свое время это было делом огромной важности… И она преуспела в нем!

— Конечно! Ведь не случайно такие люди, как Низамиддин, выступали против нее, ставили палки в колеса.

— Конечно!

— На Пленуме Центрального Комитета очень многие в своих выступлениях хвалили ее, предлагали избрать на должность заведующей женским отделом.

— Прекрасно! Я так был занят подготовкой добровольческого отряда, что не знал этого.

Друзья подошли к дому Насим-джана, и он привел своего друга в комнату, которую еще так недавно убирала Хамрохон. В комнате все оставалось на своем месте, как при жизни ее несчастной хозяйки. Карима и Насим-джана встретил бой настенных часов, пробивших пять раз. Тотчас же за ними стали бить старинные часы с кукушкой.

Насим-джан пригласил гостя сесть и сел сам.

— Все в этой комнате расставлено или сделано руками Хамрохон, — сказал он, тяжело вздохнув. — Ей очень нравился бой часов, слушая его, она радовалась, как ребенок…

Карим грустно молчал, то ли не находил слов для выражения сочувствия другу, то ли весь ушел в воспоминания о Хамрохон. Он видел ее дважды: первый раз в этой самой комнате, вторично — в клубе, у Фирузы. Он был поражен ее красотой, голосом…

Карим молчал, словно боясь спугнуть тишину, навеянную грустью…

— Что поделаешь! — нарушил он наконец паузу. — Теперь уж горю не поможешь… Благородная женщина пожертвовала собой ради любимого — вот что такое настоящая любовь! Если бы наше время было богато такими поэтами, как Низами, Физули, Навои, они бы запечатлели образ Хамрохон в своих поэмах.

— Ты прав, мой друг! Я не поэт, но Хамрохон научила меня любить и понимать поэзию. Она и дня не могла прожить без стихов, без книг.