Было приготовлено праздничное застолье, которое должно было продлиться до самой ночи. Ровена сидела рядом со своим мужем и наблюдала, как он уплетал жидкую похлебку: из-за отсутствия зубов ничего другого он есть не мог. Но, заметив, что Ровена сама ничего не ест, он милостиво, а может, из чувства противоречия завалил ее золотое блюдо разными яствами. Она была уверена, что, если хоть что-то возьмет в рот, ее тотчас вырвет.
Гилберт был в прекрасном расположении духа. Он совершил то, чего добивался, и ничто не могло омрачить его настроение, даже ее упорное молчание, на которое он каждый раз наталкивался, когда заговаривал с ней.
Он сидел с ней рядом, по другую сторону от мужа, с аппетитом ел, с еще большим удовольствием осушал кубки с вином и без устали хвастался, как он теперь изгонит Фалкхерста из их графства или, если удастся, убьет его, что, конечно, предпочтительнее. Милдред была права. Гилберт не позволял вассалам Лайонза принять участие в торжестве от начала до конца — и по этому поводу было много откровенного недовольства, — он заставил их покидать замок группами по сто человек в течение всего этого дня. Их отправляли в его собственную крепость, чтобы они присоединились там к его армии, которая уже получила приказ на рассвете отправиться в Турез. Гилберт даже не хотел подождать, когда он сможет нанять еще воинов. Он хотел окружить Фалкхерста в Турезе, пока этому вояке не удалось улизнуть.
Ровену совсем не интересовали их разговоры о войне. Она так ненавидела Гилберта, что в душе надеялась, что Гилберту не удастся отнять у Фалкхерста Турез, хотя это и будет означать, что Турез никогда опять не будет принадлежать ей. В военном искусстве Гилберт и Фалкхерст не уступали друг другу. Она искренне надеялась, что они убьют друг друга.
Когда настало время дамам проводить Ровену в брачные покои, Ровена испытала такой ужас, что казалось, она вот-вот лишится чувств. Она была так же мертвенно бледна, как и ее супруг.
Не прозвучало, как обычно в таких случаях, никаких непристойных шуток, никто не давал неприличных советов. Ей достались лишь взгляды сочувствия и жалости. Служанки быстро справились с работой — приготовили ее к брачной ночи — и поспешно вышли из комнаты. Она осталась в одной тонкой рубашке. Никто не обмолвился о том, что ей нужно ее снять. Гудвин так подслеповат, что, может, он и не заметит, и тогда хоть что-то защитит ее кожу от его прикосновений.
Как только она осталась одна, она накинула пеньюар и быстро потушила все свечи, оставив гореть одну у ложа, которую могла загасить, находясь в постели. Затем она направилась к столу, на котором заметила бутылку вина и два кубка, из которых был наполнен только один. Но она не решалась взять кубок с вином, в котором было зелье. Ведь зелье должно было действовать лишь в течение нескольких часов. Что, если ее супруг придет не сразу? Следует ли ей немного подождать? Ей надо было бы спросить Милдред, как быстро зелье начнет действовать.