Качинский подумал. В конце концов, несколько часов «перемирия» не имеют значения. И потом, ему хотелось сообщить своим, что он жив.
— Я согласен.
Штирнер провел Качинского в свою комнату, где была установлена мыслеизлучающая станция.
— А это что такое? — спросил Качинский, обращая внимание на небольшой ящик из проволочной сетки, в котором мог поместиться человек в сидячем положении. — Вы также прошли через это?
— Да, — ответил Штирнер. — Это моя железная клетка, которой я пользовался в своих опытах, чтобы установить наличие электромагнитных волн, излучаемых мозгом.
— Удивительно! — сказал Качинский. — Мы шли одинаковым путем!
— Но разошлись в пути. Извольте излучить приказ вашему штабу.
Качинский сосредоточился перед аппаратом и передал приказ. Штирнер тотчас проверил верность передачи по автоматической записи.
Через четыре секунды та же лента дала ответ.
«Дайте доказательства, что это говорит Качинский», — излучил мысль Зауер.
Качинский передал содержание их последних разговоров, а также бесед в Москве. Видимо, Зауер удовлетворился.
«До девяти часов утра ни одного излучения и нападения не будет. Зауер».
— Ну вот и прекрасно, — сказал Штирнер. — А теперь я запру вас в кабинете и покажу все свои чертежи. Вы проведете интересную ночь! — Штирнер закрыл дверь кабинета на замок и положил ключ себе в карман. — Садитесь вот здесь, у стола. Мне нужно кое-что передать из моей комнаты.
— Но я надеюсь, что вы не используете перемирия во вред нам?
— Не беспокойтесь. Эта мыслепередача будет частного, так сказать, семейного характера. — Штирнер усмехнулся и прошел в свою комнату.
Где-то внизу зашумел мотор. Через четверть часа Штирнер вышел из комнаты.
— Ну, вот и я! — И, вынув из шкафа пачку с чертежами, он бросил их на стол. — Наслаждайтесь! Здесь вы найдете все, вплоть до плана дома. Вы видите, я не скрываю ничего. Мощные динамо-машины я установил в подвале.
Штирнер замолчал, походил по кабинету, потом, круто обернувшись, спросил Качинского:
— Вы не удивлены моим поведением? Я не убил вас, предложил вам, моему врагу, ознакомиться с моими военными тайнами — вот с этими чертежами.
— Нет, не удивлен. Если вы не убили меня и предоставили возможность ознакомиться с этими планами, значит, на это у вас есть свои соображения. Поэтому я и не спешу выражать ни удивления, ни благодарности за ваш «великодушный» поступок.
— Вы правы. Я поступаю так не из великодушия… — Штирнер помолчал. Он будто колебался, раскрыть ли ему перед Качинским причину своего поведения. Потом он медленно, как бы через силу, сказал: — Я проиграл сражение.