Пока Биби-Сешанбе так хлопотала, лепешки подрумянились. Она их длинным железным крючком со свода очага поснимала и побросала на чистую скатерть. Старушка руку протянула, взяла одну.
— Во имя Бога, милостивого, милосердного, — и разломила горячую лепешку на куски.
Экзаменационная комиссия тоже руки тянет, дегустировать. Одобрили и похвалили. Зачет.
— Хорошо, доченька. Баракалло! — сказала старушка. — Покойная Зебо так не умела. Я ее, беднягу, и к очагу-то не подпускала. У нее хлеб всегда подгорал.
Подгорал, значит? Во мне будто что-то сломалось.
Едва дотерпела до вечера. Ветхая голубка, так называемая свекровь, отвела меня в маленькую нарядную комнатку — супружеские, стало быть, покои. Но визит Черноморда мне сегодня не грозит. Молодой супруг — это Черноморд молодой-то? — может войти к жене только на третий день после свадьбы — таков древний обычай, который даже Зухур не посмеет нарушить. Женщины не дадут, будут зорко следить. Но на всякий случай я на кухне стянула и спрятала за пазуху нож.
Темнота была непроглядной, однако я решил, что наступило утро, потому что услышал, как наверху, на поверхности, открылась дверь тюремного предбанника, и тут же высоко над моей головой в потолке ярко обозначилась квадратная дыра. Падающий сквозь нее свет скупо озарил земляные стены ямы, я зажмурился. Даже эти рассеянные отблески больно ударили по ослабевшим глазам.
— Эй, сосед! Ты дома?
Я разлепил веки, поднял голову и смутно различил Гафура, который стоял на краю дыры, всматриваясь вниз.
— Как спал, сосед? Как себя чувствуешь? Здоровье как?
По тону я догадался, что его патрон в отлучке.
— Спасибо, друг. Как ты? Отдыхаешь, небось, без Зухуршо.
— Откуда знаешь, что он уехал?
— Ты сказал.
Гафур, разумеется, ничего не говорил, а посему отреагировал с недоумением:
— Эъ! Когда?!
— Сегодня ночью, во сне.
— Э-э-э, тогда другое дело. Расскажи, я умею сны толковать.
Я принялся сочинять на ходу:
— А было так. Ты вошел, опустил вниз лестницу и позвал: «Олег, чего ждешь? Вылезай. Зухуршо уехал, я тебя на волю отпускаю». Я обрадовался, вылез. Ты сказал: «Не торопись, Олег, времени много, спешить не надо». Пошли мы на задний двор, чтоб я умылся, а там какой-то боевик тебя остановил: «Зачем арестанта освободил. Зухур рассердится». Ты ответил: «Зухуршо нет, я теперь главный». Боевик в струнку по стойке «смирно» вытянулся и тебе честь отдал. Потом ты меня к себе пригласил, да не в прежнюю комнату, а в мехмонхону, которая раньше принадлежала Зухуршо, а стала твоей. Ты хлопнул в ладоши, вбежали женщины, принесли горы всякой еды. Поели, и я тебе сказал: «Гафур, почему бы нам с тобой отсюда не уехать…»