Теперь рубаха чистой сделалась, мокрую надеваю. Нельзя в горы, на кладбище дэвов голым, без рубахи идти. Голову Зухура беру, через ручей перепрыгиваю.
Раньше на границе стоял, теперь во владения дэвов вломился. Думаю: „Может быть, голову Зухура им надо отдать?“ Скажу: гостинец, подношение принес…» Не знаю, нужна им голова или не нужна, но свое к ним уважение покажу.
К мертвым дэвам обращаюсь.
— Извините, — говорю, — обидеть не хочу. Не по своей воле ваш покой нарушаю.
Подниматься начинаю.
Никакой растительности — ни деревьев, ни кустов и даже трава не растет. Только местами лишайники пятнами камни покрывают. Одни черные, другие такого цвета, какой на ладонях у девушек бывает, когда они их хной для красоты красят. Камни будто пятнами крови — свежей и давней, засохшей — вымазаны.
Потом чувствую, будто рядом кто-то идет. Шагов не слышно, никого не видно, но чувствую, что-то большое и невидимое рядом со мной присутствует.
Дедушка Абдукарим, когда живой был, меня учил, «Карим, — говорил, — на всякое дело умение нужно иметь. Опасно с дэвом встретиться. Но если знаешь, что делать, то не страшно. При умении можно и с дэвом совладать, без вреда для себя уйти».
Останавливаюсь, имя Аллаха произношу: «Во имя Бога, милостивого, милосердного», — громко говорю. Дальше иду. Чувствую, невидимый не уходит. Рядом идет, Божьего имени не боится. «Может быть, ангел послан?» — думаю.
Потом слышу: где-то на востоке, далеко за горой — вертолет стучит. Тихо, едва различимо стучит…
Тринадцать сорок пять. Ждать знахарку нет смысла. По оптимистическим прикидкам, прибудет минут через тридцать. По реалистическим — через час.
— Летим на пастбище, — говорю Ястребову.
Он разглядывает меня с веселым любопытством:
— Насколько понимаю, торопишься начистить ему рыло.
— Не угадал.
— Ну, не орденом же будешь награждать.
— Он дал слово и нарушил. Я такого не прощаю. Отвезу в Ходжигон и при всех разжалую в рабочую скотину. Дрова будет рубить. Или отдам какому-нибудь мужику, чтоб огород на нем пахал…
— Н-да, серьезно. А чего вдруг загорелось? Подожди, пока сам вернется.
— Принцип. Афган научил: задумал важное дело — делай сейчас же. Отложишь на вечер, а днем убьют.
Ястребов усмехается:
— Одобряю.
Пилот стоит у вертолета, разминается, потягивается. Ястребов подходит, обнимает его за плечи:
— Тарас, не в службу… Давай еще в одно местечко сгоняем.
— Серега, это ведь не такси. Боевая машина.
— А у нас как раз боевой вылет. Диктатора отправляемся свергать. Ордена тебе, конечно, не дадут, но поглядеть будет любопытно.