Дверь действительно заскрипела, широкий пучок света ударил в лицо.
Открыв глаза, Растокин увидел старика.
Прикрыв за собой дверь, он подошел к Растокину, осторожно потряс за плечо.
– Живой? – раздался его глуховатый голос. Растокин приподнял голову.
– Живой…
– Слава богу. А мы, право, и не надеялись. Уж очень ты был плох.
– Спасибо вам, отец – растроганно проговорил Растокин и хотел было сесть, но старик удержал его.
– Лежи, лежи… Слабый ты еще… Придет время – встанешь. Человек – он двужильный. А теперь, в войну, и трехжильным стал. Так что выдюжишь. – Старик присел на край полога. – А напарника твоего похоронили. Там, на болотах.
Растокину живо представилась вся картина ночного боя, смерть Карпунина, и он, еле сдерживая разрывающий душу стон, сдавленно выдавил из себя:
– Это я виноват…
– Мне дочка сказывала про вас.
– Дочка?! Она знает о нас?
– Как же, знает. Вы спасли ее ребятишек. Они ночью ко мне прибежали, рассказали. Много вы шуму в селе наделали. Немец так лютует… Она-то, дочь моя Таня, и разыскала вас на болотах, вместе с ней принесли тебя сюда.
– А вы кто будете? – спросил Растокин.
– Лесником я тут…
– Спасибо вам и дочери… – еще раз поблагодарил Растокин.
Старик замялся, расправил бороду.
– Не стоит благодарности. Только вот оставаться тебе в сарае нельзя, парень. Опасно. Немец и меня навещает, будь он проклят, так что придется квартиру менять. – Он помолчал, затем шепотом, хотя и так говорил тихо, добавил: – У меня в лесу землянка есть. Место глухое, болотистое. Туда переправлю тебя ночью. Поживешь пока там, а сил наберешься, тогда видно будет, куда тебя пристроить.
Старик встал, положил рядом с Растокиным кусок хлеба, поставил бутылку молока.
– А пока вот подкрепись… Ну и соблюдай тишину, не выдавай себя. Осторожность, парень, не помешает. Да, как звать-то тебя?
– Валентин.
– А меня – Михаил Нестерович. Значит, до вечера, Валентин.
Старик вышел, зашуршал сапогами по траве.
Растокин лежал на сеновале, вспоминая подробности вчерашнего боя, и снова осуждал себя за опрометчивое решение о нападении на штаб, которое привело к гибели Карпунина, срыву задания.
«Надо было сидеть под мостом, брать «языка» у колодца».
Он спустил ноги, сел. Тупая ноющая боль отдавала в левом бедре. Устроившись поудобнее, взял бутылку, прижался к горлышку сухими губами и, сделав несколько жадных глотков, поставил ее обратно, снова лег на сено.
К вечеру ему стало лучше. Он доел хлеб, выпил молоко. Походил по сараю, прислушиваясь ко всему, что происходило снаружи. Подозрительного вроде ничего не было: изредка доносился отдаленный залп орудий, гул пролетающих самолетов, гомон лесных птиц.