Они вышли, сели на лавку.
Лена принесла в чашке землянику, поставила матери на колени.
– Угощайтесь, – пододвинула она миску Растокину. Он взял несколько ягод, положил в рот.
Михаил Нестерович достал кисет, оторвал кусочек газеты на закрутку. Растокин подал ему пачку «Беломора», но он отмахнулся от папирос, сказав:
– Привык к своему самосаду.
Свернул цигарку, закурил. От сизого едкого дыма поперхнулся, закашлялся.
– Ну и злой, дьявол! Сколь курю, а все равно горло дерет, что наждаком. Надолго к нам?
Растокин замялся, глянул на Таню.
Та опустила глаза.
– Да поживу… немного…
– Тянет в наши края? – старик выпустил облако едкого дыма, спрятав в нем свою хитроватую улыбку.
Он догадывался, зачем приехал этот лейтенант, и пытался туманными намеками уточнить свое предположение.
– Тянет, Михаил Нестерович. Воевал тут, да и друзья здесь живут. А друзей забывать нельзя.
– Это верно, друзей забывать нельзя. Не только друзей, но и все, что было, что пережили… Горе, слезы, нужду… Трудную нашу победу.
– Раны залечим, Михаил Нестерович. Все восстановим.
– Восстановим. Народ наш мастеровой, терпеливый, к трудностям привыкший. Главное, фашиста одолели, а строить мы умеем и до работы дюже охочие. Вон село наше, почитай, все спалили. А ныне – не узнать…
Действительно, после войны села и деревни, где прошли фашисты, глядели на мир пустыми глазницами окон да торчащими печными трубами, будто черными столбами подпирали небо.
– А теперь не узнать, – повторил он. – За три года отстроились. Вот она, сила коллективная. Исстари известно: если народ навалится, то и враг свалится. Лишь бы не мешали нам, не лезли снова. А то, слышал, будто Черчилль опять против нас в поход собирается? Хороши союзнички, нечего сказать, – и он смачно выругался.
– Запугивают, Михаил Нестерович, запугивают. Атомной бомбой угрожают. Хотят на колени нас поставить, командовать миром хотят.
– Совести у них нет, вот что я тебе скажу. Мы не только свою страну, но и Европу от фашизма спасли. А теперь они нос дерут… – старик ввернул тут такое словечко, что Таня не стерпела, выругала его, и он извинился. Помусолил цигарку, спросил: – Куда же теперь служить поедешь?
– На Урал.
– Женатый?
– Пока нет… Вот за Таней приехал… Она против.
Старик ждал этого разговора, потихонечку подходил к нему, мысленно желая, чтобы они сошлись, а теперь растерялся вдруг, узнав, что дочь против.
– Дело ваше, молодое, – неопределенно проговорил он. – Только мое такое будет мнение. Зря ты, дочка, упираешься. Валентин – парень серьезный, самостоятельный. Каково одной-то куковать с двумя птенцами. Им отец нужен, а тебе муж.