– На легкость рассчитываешь? А если «южные» нанесут удар первыми?
– Там посмотрим… Гадать не будем. – Кочаров провел ладонью по лицу и тут же опустил, словно оно обожгло ему руку, разочарованно проговорил: – Да, оторвались вы, милые штабисты, от жизни войск, оторвались. Привыкли у себя там воевать на картах, переставлять макетики, флажки да подшивать бумажки, забыли, как и порох пахнет.
– Да нет, не забыли. На всю жизнь война в память врезалась. – Растокин смолк, горло перехватили спазмы. Он немного постоял, успокоился, потом уже закончил: – И очень обидно, когда вижу, что кое-кто об этом начинает забывать…
Кочаров посмотрел на Растокина. В его глубоко посаженных глазах застыл холодок.
«Вот послала судьба мне дружка! С таким не заскучаешь», – и, обидчиво покачав головой, произнес устало:
– Ну и дела… Приехали обобщать опыт передового полка, а обобщать, выходит, нечего?
Растокин развел руками:
– Кривить душой я не умею. Ты это знаешь.
– Знаю, знаю… – тускло проговорил Кочаров. – Ну, что ж, цыплят, как говорят, по осени считают… Не ожидал я от тебя этого, не ожидал…
– Говорю, как есть…
Растокин досадовал на себя за то, что не сумел все же, как хотелось, обстоятельно и убедительно поговорить с Кочаровым о делах в полку, об его отношении к людям. А Кочаров смотрел на высокую ель, одиноко стоящую на поляне, на ее облезлый, с подтеками смолы, постаревший с годами ствол, и чувствовал, как под левой лопаткой разрастается новая боль. Раньше он никогда не ощущал такой боли. Она подкралась к нему как-то незаметно, только вот сейчас, здесь, в лесу, и, расстроившись от этого еще больше, он с неприязнью покосился на Растокина.
«Жили тихо, мирно, спокойно. Приехал – все перевернул… И Марина мечется. А теперь вот еще и сердце… Сидел бы в своем штабе… Или ехал в другой военный округ…»
Пошевелив левой рукой, Кочаров ощутил неизведанную им ранее скованность в движении и тупую боль в локте.
– Я буду на КП, – сказал он Растокину и спустился в бункер.
Командный пункт полка располагался на опушке леса. В этом же районе сосредоточились и батальоны. В лесу шла оживленная работа: рыли траншеи, окопы, оборудовали огневые позиции, тянули линии связи, уточняли взаимодействие с приданными полку частями и подразделениями.
Растокин шел вдоль только что отрытой траншеи, сухой валежник хрустел под ногами.
– Валентин Степанович! – услышал он знакомый голос и вздрогнул. Уж очень походил он на голос Марины.
Обернувшись, увидел Катю. На ней был белый халат, на голове – белый колпак с красным крестиком. «Почему она здесь, да еще в форме медсестры?»