– Зенькевич! Занимай оборону. Стоять насмерть! Помощи не будет. Резерва у меня нет. Ежели вот только Адольф… Какой Адольф? Захватили тут одного фрица… Давай построже там, держитесь. – Повесив трубку, Федоркович помолчал, потом отозвал Кедрова в сторонку: – Вот что, Кедрач… Надо идти к немцам…
Кедров даже присел от удивления.
– Как к немцам?
– Пойду, скажу: сбежал от партизан. Дело, мол, их табак… И все такое прочее… А я, мол, жить хочу, потому и сбежал.
– Не поверят.
– Другого выхода у нас нет, – Федоркович бросил окурок, растоптал сапогом. – Поведу их от лагеря на болота… Проплутаю с ними по лесу до утра, а там, глядишь, и наши подоспеют.
– Да не поверят они, батя!
– А может, и поверят… Надо спасать лагерь. Нас осталось… сам знаешь сколько. Не выдюжим мы…
– Тогда уж лучше я…
– Ты – молодой. Тебе жить да жить… А я свое уже прожил…
– Тебе тут надо быть. Кто же будет руководить боем? – настаивал Кедров. – Нет, пойду я. Мне поверят… А что, батя, если пойти с ним, с немцем? Будто он меня в плен взял. Вместе поведем их на болота. В случае чего – гранатой его и себя.
Федоркович отрицательно мотнул головой.
– Не годится.
– Тогда как скажешь…
Старик подошел к Кедрову, обнял его, глухо проговорил:
– Прости меня, Ванюша… Как родного полюбил… Иди… И прости меня. Веди их в глубь леса, на болота…
Кедров перекинул через плечо автомат, подошел к девушкам.
– Прощайте… – уголки его губ дрогнули. – Может, еще и свидимся. Чего в жизни не бывает? Я буду помнить вас… – и, круто повернувшись, размашисто зашагал по тропинке, напевая песенку…
Тучи над городом встали,
В воздухе пахнет грозой.
За далекой, за Нарвской заставой
Парень идет молодой.
Далека ты, путь-дорога…
Выйди, милая моя!
Мы простимся с тобой у порога,
И, быть может, навсегда…
Девушки не знали, куда он уходит, попрощались с ним торопливо, сдержанно, а Федоркович долго смотрел ему вслед, пока он не скрылся в лесу.
К старику, прихрамывая, подошел невысокого роста мужчина в ватнике, в кепке, кивнул в сторону пленного:
– Что будем с ним делать?
– Пусть сидит… Командир вернется, решит, что делать.
– Морока только с ним одна, – не унимался тот. – Пальнуть из автомата вон за бугорком – и дело с концом.
Федоркович обидчиво поджал губы, нервно оборвал его:
– Ты мне эти штучки брось! Я с пленными не воюю… Между тем стрельба нарастала, приближалась. Федоркович взял автомат, двое парней подхватили пулемет, покатили к траншее.
За двухлетнюю партизанскую жизнь Федоркович хорошо изучил повадки немцев. Он знал: против партизан малыми силами они не ходят. За последние две недели партизаны немало уничтожили немцев, совершая внезапные налеты на села и деревни, где размещались немецкая охрана и комендатура.