– Не везет так не везет. Я знаю еще один загс, пешком минут тридцать будет.
– Пошли, – сказал Растокин, поддаваясь ее настроению.
По дороге их застала воздушная тревога. Сирены протяжно и нудно выли, казалось, на всех перекрестках. Люди привычно ныряли в подъезды, спускались в убежище.
Марина остановилась.
– Что будем делать?
– В загс! – потянул он ее вперед.
Но к ним подскочил молоденький милиционер, испуганно тараща глаза, заорал:
– В убежище! В убежище! Быстро! Кому говорят!
Не желая ввязываться в спор, они завернули в подъезд дома, спустились в убежище, где просидели до вечера.
Усталые и грустные вернулись в общежитие. Так и не попали они тогда в загс.
И вот она приехала к нему сама.
«Увидимся ли еще? – тревожно заныло сердце. – Никто не знает, что будет с нами сегодня, завтра… Достаточно одной пули, одного осколка мины, всего несколько граммов металла, и я уже никогда больше не увижу ни Марины, ни солдат роты, ни матери, ни своего села».
Он вдруг почувствовал себя затерянным и беспомощным в этом огромном мире, где бушует война, в которой гибнет все живое, гибнет сам человек и все, что он успел создать и построить на этой земле. Война огненным смерчем пронеслась по городам и селам, оставляя развалины и пепел, горе и слезы. И земля, словно живое существо, тяжко стонала от невыносимой боли, истекая своей земляной кровью от нанесенных ей ран.
Ему почему-то припомнились слова Кочарова. Они лежали тогда у озера, прижатые к земле огнем противника, готовились к очередному штурму высоты. Кочаров тоскливо обронил: «Ну, Валентин, каюк нам… У них там артиллерия, минометы, доты. Не одолеем. Перебьют, как куропаток… – И отрешенно вздохнул: – Эх, что наша жизнь – жалкий костер. Погорит-погорит, погаснет, и никто о нем не узнает. Так и о нас. Будто и не было нас на свете».
Растокин хотел возразить ему, но в это время услышал рядом охрипший голос комвзвода:
– Товарищи! За мной! Вперед! Ура!
И пружинисто выбросил свое тело из окопа вслед за лейтенантом, неистово стреляя на ходу из автомата.
«Нет, Максим, ты не прав. Конечно, человек не бессмертен, это верно. Но бессмертны его дела, поступки. Память о них будет жить в сознании людей вечно. И от каждого зависит, какая о нем останется память – светлая, добрая или нет».
Разгребая руками траву, приполз Карпунин.
– Ну, рассказывай, что видел?
Оторвав от газеты клочок бумаги, Карпунин неторопливо свернул цигарку, бросил из кисета на ладонь щепотку махорки, аккуратно пересыпал ее в самокрутку, прикурил, сделал несколько жадных затяжек и только после этого сказал: