- Чего орешь, придурок? – Миха открыл дверь и вошел, ухмыляясь.
Я хохотнул и отключил связь, которая все еще соединяла меня с другом детства. Он убрал свою трубу от уха и нервно хмыкнул:
- Мужики, че-то я на измене, – вдруг произнес он.
- Чего? – не поняли мы?
- А хрен знает, второй тур, мандражит чего-то так нехило, – Мишка взял гитару и вздохнул. – Может, никуда не пойдем?
- Офигел? – я отвесил ему затрещину. – Пинками погоню.
- Ладно-ладно, – усмехнулся Миха, – все имеют право на минутную слабость. – Тут же окинул нас недовольным взглядом. – Ну, чего клювами щелкаете, дятлы? Работаем.
Где-то часа через полтора дверь открылась, и нам явилась смущенная моська Туси, кивнувшей нам и просочившейся в коморку. Он взглянула на Штурма, мы тоже на него посмотрели.
- Ну, иди уже сюда, – вальяжно произнес тот, и девчонка юркнула к ударной установке.
- Прости, – шепнула она.
Мы с парнями переглянулись, и Миха поинтересовался:
- Это нам явили сцену семейного примирения?
- А Штурм за три дня успел жениться? – хмыкнул Слива.
- Штурм может все, – деловито ответил я.
- Пошли вон, уроды, – огрызнулся Штурм.
Мы снова переглянулись и дружно выдохнули:
- Прости-и.
Наташа зарделась.
- Тусик, забей, – отмахнулся ударник. – Это зависть.
- Чер-рная, – пророкотал Миха.
- Жгучая, – поддержал Слива.
- Страстная, – я не остался в стороне.
- И прекрасная-а, – хором протянуло наше трио на мотив романса «Очи черные», и заржали, глядя на усмехающегося Штурма.
- И кого я вывожу в люди своими счастливыми палочками, – вздохнул тот.
- У него есть палочка – выручалочка, – пропел Слива.
- Он взмахнет и скажет – раз, – подхватил Миха.
- Все изменится сейчас, – закончил я, и каморка вздрогнула от истеричного гогота.
- Фу-у, – протянул Штурм. – Какие вы рокеры? Попса галимая, еще и древняя, бе-е. А ты чего хихикаешь? – он возмущенно посмотрел на свою подругу. – Откуда вы ее вообще знаете?
- Ладно, мы, ты откуда ее знаешь? – изумился Миха.
- Достали, – предупредил ударник.
- Прости, – уже в четыре голоса протянули мы, подключаясь к Наташе.
Штурм отстучал на барабанах нечто демоническое, оглушив нас звоном тарелок.
- О, Штурм, ты – бог, – с придыханием воскликнул я.
- Знаю, – кивнул ударник. – Слышь, отморозки, или мы продолжаем, или я сваливаю, и играйте на конкурсе, как хотите.
- Продолжаем, – кивнули мы, пряча улыбки.
К «Хоррору» сегодня мы подъехали, как и в прошлый раз, минут в двадцать – двадцать пять шестого. Народа было пока заметно меньше. Выбыло разом восемь команд из шестнадцати. Число зрителей пока тоже не зашкаливало. Наш столик, за которым мы сидели в прошлый раз, оказался свободен, и мы сразу же направились к нему.
Пока парни усаживались, я оставил на скамейке инструмент и поднялся к столу жюри. Хмуро взглянул на Быстрова, поздоровался с остальными, назвал себя и узнал номер нашего выступления. Сегодня мы были последними, ну, хоть восьмые, а не пятнадцатые. «Деос» выступали перед нами. Кивнув, я отошел от жюри, посмотрел в сторону стойки и сразу встретился с настороженным взглядом Дена. Линка была здесь и опять работала.
Она посмотрела на Дена, проследила его взгляд и нахмурилась, заметив меня. Я кивнул, как можно, более равнодушно и вернулся к своим. Хотелось ли мне подойти? Да! Но не подошел, и причинно тому был не хмурый взгляд моей соседки, и уж тем более не ее дружок-солист, просто не хотелось вновь погрузиться в неадекватное состояние, которое сейчас решило поберечь мои нервы, притупившись, к сожалению, на время.