— Affrettati![29] — воскликнул рагаццо. — Ну-ка поторопись!
Он вытащил из заднего кармана пистолет и прицелился в Матиаса.
Трясущимися руками тот отдал деньги.
— Вот так-то, — сказал парень, ухмыляясь.
Он сгреб купюры, засунул их в карман брюк, бросил скрепку, которую, очевидно, счел дешевой бижутерией, через плечо в кусты и швырнул монеты на землю.
— Ну а теперь собрать все! — заорал рагаццо. — И пошевеливайся!
Матиас на коленях ползал по горячему камню, собирая монеты, а рагаццо подгонял его пинками в бока.
— Ты что, не можешь быстрее, грязная свинья? — Он пронзительно рассмеялся. — Ты только посмотри на этого ссыкуна, Адриано! Изображает из себя крутого, однако слишком нежный, чтобы поднять какую-то жалкую пару центов с земли!
Матиас не совсем понял, что кричал рагаццо, но содрогнулся, потому что снова получил удар ногой по почкам.
Он собрал монеты вместе с песком, камешками и щебенкой и попытался вытереть их, но рагаццо ударил его ногой в затылок.
— А теперь засунь их себе в пасть и обсоси, чтобы были чистыми! В таком виде мне твои деньги не нужны!
Матиас принялся облизывать каждую монету, хотя его тошнило до смерти, но рагаццо это не понравилось. Адриано стоял в стороне и курил.
— Возьми их в рот! Как можно больше, все! И пососи. Вкус денег возбуждает!
Матиас попытался засунуть монеты в рот и чуть не задохнулся, потому что рагаццо снова ударил его по шее, крича: «Больше! Еще больше!» Уже одно открывание рта причиняло адскую боль. Матиас был убежден, что его челюсть сломана, если не полностью раздроблена.
— Ладно, этого достаточно, — в конце концов сказал Адриано и растоптал сигарету. — Я больше не могу выносить вида этого жалкого червяка. Давай прикончим его.
— Суперская идея! А ну-ка, дрочило! — Рагаццо дернул Матиаса за волосы. Тот вскрикнул, чуть не проглотил монету и захрипел, но рагаццо ослабил хватку, и Матиасу стало легче дышать. — Давай соси дальше. Мы сейчас тебя застрелим, о’кей? И ты подохнешь с хлебалом, набитым деньгами. Как тебе это нравится?
Матиас не понял ни слова.
— Пожалуйста, отпустите меня! — заплакал он, словно маленький ребенок, и со страха запричитал по-немецки: — Оставьте меня в живых! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я не хочу умирать!
Рагаццо хохотал и от удовольствия хлопал себя по ногам.
— Помогите! — умолял Матиас, но из горла вырвался лишь тихий, неразборчивый звук, похожий на срыгивание.
Взгляд Адриано был холодным и более страшным, чем жестокая жажда действий рагаццо. Матиаса пробрала дрожь ужаса. От юноши, в которого он влюбился, помощи ожидать было нечего. Он был один. Он проиграл.