Генриетта улыбнулась, потом легко, словно молодая девушка, взбежала по лестнице и постучала в дверь Матиаса.
— Я не собираюсь жениться, — проворчал Матиас, — я ведь ее почти не знаю.
— Об этом надо было думать раньше!
— Господи, мама! В каком столетии мы живем? Сейчас мужчины не женятся только потому, что попали в постель к женщине и она забеременела. Вернись в реальность!
— Она из неплохого стойла, а это уже половина дела. Таким образом будет устранена опасность, что ты однажды свяжешься с какой-нибудь продавщицей сосисок.
— А ты уверена, что я уже не связался с продавщицей сосисок?
— А вот это лучше оставь. Развод — дело дорогое и сложное. И прежде всего когда есть ребенок.
— Можешь говорить все, что хочешь, я жениться я не буду! — Матиаса постепенно начал выводить из себя тон матери. — Мы не в Турции и сейчас — не Средневековье. Пока я не полюблю, ни о какой свадьбе не может быть и речи.
Генриетта иронически улыбнулась:
— Любовь, которая вспыхивает сразу, проходит, сын мой. А любовь, которая возникает постепенно, остается. Да и антипатия между вами не может быть такой уж большой, иначе Тильда не была бы беременна.
Матиас сердито сверкнул глазами:
— Предупреждаю тебя: не лезь в это дело, мама! Это моя жизнь, и это — мои решения! Тебя они не касаются.
Генриетта рассмеялась:
— Осмелюсь напомнить, что ты мой сын, что ты живешь в моем доме и за мои деньги. И не бедно. А посему меня все это очень даже касается!
Матиас вышел из комнаты. Ему очень хотелось хлопнуть дверью, но он не решился. Он не увидел, что мать довольно улыбается.
И с того момента Генриетта ходила по дому с траурным выражением лица. Она говорила только самое необходимое, а если Матиас спрашивал о чем-то, давала стереотипный ответ: «Ах, оставь меня».
Время от времени она театрально хваталась за сердце и опускалась в кресло. Матиас каждый раз пугался до смерти, брал ее за руку, и она стонала:
— Ничего, ничего, все уже хорошо…
А он раздумывал, отчего мать такая устрашающе бледная: оттого, что ей действительно плохо, или же она из тактических соображений отказывается от косметики?
Ему были невыносимы сложившаяся ситуация и обстановка в доме, но он не знал, как себя вести. Он уже не злился, что ему, как обычно, приходится плясать под дудку матери, а чувствовал себя виноватым. Он вообще не мог выносить, когда она страдала из-за него.
— Что с тобой, мама? — спросил Матиас через два дня в обед. Он только что проснулся и чувствовал себя в некоторой степени выспавшимся. — Что у тебя болит? Может, сходим к врачу?
— Врач мне не поможет, — коротко ответила Генриетта и вышла из гостиной, направляясь в кухню. Матиас последовал за ней.