В десять часов он позвонил на кухню. Его начальник, су-шеф Юрген, взял трубку. У него, как обычно, было мерзопакостное настроение, но Алекса это не удивило. В кухне огромной гостиницы не было ни одного повара, который чувствовал бы себя хорошо и у которого на протяжении рабочего дня, продолжавшегося от четырнадцати до шестнадцати часов, не испортилось бы настроение.
— Эй ты, задница, где тебя носит? — разорался Юрген, как только Алекс назвал себя. — Уже четырнадцать часов мы тебя ждем, будь ты проклят!
— Я был у врача. Я на больничном.
— Это меня не интересует. Оправданием является только смерть.
— Я сломал два ребра и ногу.
— А это еще с чего?
— Упал с лестницы.
Секунды три секунды в трубке было тихо, затем Юрген заорал снова:
— Ну что ты за идиот, не понимаю! Что это еще за хрень?
— Полное дерьмо.
— Надолго?
— Три недели. Пока что.
Юрген фыркнул, как морж.
— Слушай сюда, друг мой: одна неделя. Это понятно? И ни днем больше. Постарайся, чтобы тебя побыстрее выписали. Как — мне до лампочки. И сразу же тащись сюда, иначе можешь забирать свои бумаги. Ты понял, слабоумный?
Алекс кивнул в трубку.
— Я спрашиваю, ты понял? — проорал Юрген.
— Да.
— Значит, вот так.
Юрген бросил трубку.
Алекс знал, что сейчас Юрген начнет срывать злость на каком-нибудь ученике или сотруднике. Оскорбления и ругательства были на кухне явлением повседневным, крик — делом постоянным, это было нормально, но сейчас су-шеф определенно найдет кого-нибудь, кого можно без причины подгонять и над кем можно издеваться. Того, кого Юрген, кроме всего прочего, может запереть в холодильнике или плюнуть ему в суп. В буквальном смысле слова.
То, чего Юрген потребовал от Алекса, было абсолютно невозможно. Через неделю он в любом случае не поправится настолько, чтобы работать полный рабочий день и выдерживать этот стресс. Значит, он потеряет свою работу. Как уже бывало.
Он проковылял на костылях к холодильнику и открыл новую бутылку пива. Какая это была бутылка за сегодня, Алекс не знал, но почувствовал себя хоть чуть-чуть лучше. Медленно и угрожающе депрессия ползла по его затылку вверх, словно змея, нежно прижимающаяся к телу, которое она хотела удавить. Когда жертва делала выдох, она крепче сжимала свои смертельные объятия, пока для вдоха не оставалось ни малейшей возможности… Алекс стал пить большими глотками, чтобы оглушить себя и не думать ни о чем, но не мог предотвратить того, что перед его мысленным взором снова и снова возникали картины жизни, которая привела к тому, что он стал неудачником. Один в огромной квартире под крышей, без любви, без семьи, без друзей и без денег. С работой, недостойной человека, и без всяких перспектив. Он чувствовал себя обломком кораблекрушения, прибитым к берегу, который не годен ни на что, кроме как быть сожженным.