– Он записал номер, – сказал Фудзивара, бросаясь на защиту патрульного. Сам он считал недовольство босса оправданным, однако питал слабость к уличным полицейским. Сам инспектор проработал кобаном гораздо дольше, чем Адачи.
– Мы проследили этот номер, – сказал он и замолчал.
– Ну? – поторопил Адачи. – Это не телевикторина, дружок.
Фудзивара негромко засмеялся.
– Вам это понравится, босс, – сказал он. – Машина зарегистрирована на имя братьев Намака. Это одна из их персональных машин.
Адачи уставился на своего помощника.
– Да, это меня доконает! – воскликнул он. – Сначала булавка со значком, а теперь это…
На столе зазвонил телефон. Адачи взял трубку.
– Моши, люши, – сказал он. На японском это значило что-то вроде “алло”.
Звонивший был краток. Адачи положил трубку на рычаг, встал и оглядел свой костюм.
Фудзивара наблюдал за ним. Все признаки были налицо, да и звонка следовало ожидать.
– Вызывают наверх? – спросил он больше для проформы.
Адачи кивнул. В голове его промелькнула какая-то смутная мысль, но он не успел на ней сосредоточиться, а потом стало уже поздно. Одернув пиджак, он направился к дверям.
Во главе Столичного департамента полиции Токио был генерал-суперинтендант. Как и Адачи, он был выпускником правового факультета Токийского университета, но был птицей более высокого полета. Поднявшись на эту высоту, он большую часть времени был слишком занят, общаясь с себе подобными – с людьми, в руках которых находилась городская власть, – и потому не имел возможности уделять достаточно времени конкретной полицейской работе.
Столичным департаментом реально управлял его заместитель, и все об этом прекрасно знали.
Адачи подошел к лифту. Там дожидалась кабины группа полицейских, которые тоже направлялись наверх, на тренировочные занятия. Было очевидно, что для всех для них, включая детектив-суперинтенданта, места в лифте не хватит. В результате, когда лифт подошел, Адачи отправился наверх один; его вежливо пропустили внутрь, и больше с ним никто не поехал. Группа оставалась группой даже в мелочах.
Сабуро Иноки, заместитель генерал-суперинтенданта, не был выпускником университета Тодаи. В свое время он учился в довольно респектабельном, хотя и провинциальном учебном заведении и продвинулся по службе благодаря своим способностям и немалой политической проницательности. Внешне он производил впечатление человека спокойного, почти мягкого, однако на самом деле Иноки-сан был силой, с которой считались и которой многие побаивались.
Войдя в высокий кабинет, Адачи склонился в глубоком, почтительном поклоне. Заместитель начальника департамента всегда был вежлив с ним, однако детектив не мог не чувствовать пролегающей между ними дистанции. Вместе с тем господин Иноки не принадлежал к тем людям, по лицу которых можно прочесть все, что угодно. Он был той самой темной лошадкой, личностью, которая не запоминается и не производит никакого впечатления, а потому остается загадочной. Скрытые за стеклами сильных очков глаза светились умом, но не отражали души. Разгадать, что у него на уме, было чрезвычайно трудно.