Тем временем Кэтлин Бёрк вручную продувала легкие Фицдуэйна при помощи дыхательного мешка. Когда грудная клетка раздувалась, анестезиолог без труда удаляла скопившуюся слизь через дренажную трубку. Пока Фицдуэйн оставался без сознания, это было совсем легко, а чистая грудная клетка снижала опасность дисанестезии.
Потом Кэтлин измерила температуру раненой ноги и заодно убедилась, что на стопе прощупывается слабый пульс – значит, кровь в конечности циркулирует.
Линда Фолей отметила высокое давление и повышенную частоту сердечных сокращений.
– Он сильно страдает от боли, бедняжка, – сказала она и записала в рекомендациях препарат морфия – циклиморф – каждые четыре часа внутримышечно.
Кэтлин, озабоченная низкой температурой тела, принесла еще несколько одеял, предварительно проверив, не промокли ли повязки, и сменив их там, где было необходимо.
Кроме того, обеим женщинам приходилось постоянно следить, чтобы дренажные трубки, установленные в груди Фицдуэйна, поднимались и опускались в такт его дыханию. Поначалу в них постоянно булькала кровянистая серозная жидкость, однако теперь, спустя два часа, выделение сыворотки почти прекратилось.
Наконец Фолей выпрямилась и огляделась по сторонам словно в поисках вдохновения, одновременно покачивая головой и напрягая шею, чтобы избавиться от напряжения. Все мускулы ее тела немилосердно ныли и болели.
Она смертельно устала; ее нервы, подхлестнутые слишком большими дозами крепчайшего кофе, не выдерживали, однако Линда не собиралась сдаваться до тех пор, пока пациент не почувствует себя хоть немного лучше. Но до сих пор ничего так и не произошло. Определенно что-то было не так.
Фицдуэйн то терял сознание, то снова приходил в себя, понемногу начиная отдавать себе отчет в происходящем, хотя и был оглушен болеутоляющими.
Должно быть, приходить в сознание ему было жутковато. Фолей искренне считала, что отделение интенсивной терапии выглядит настолько бесчеловечно, насколько это вообще возможно. Заставленное сложной аппаратурой футуристического облика, оно казалась величественным памятником гигиене и передовой технологии, что отнюдь не благотворно сказывалось на человеческой психике. Здесь было слишком светло и слишком прохладно, по углам змеились резиновые кабели и попискивали равнодушные экраны мониторов. Очнуться в такой обстановке было бы неприятно даже тому, кто с самого начала знал назначение и названия всех этих аппаратов.
В случае с Фицдуэйном было очевидно, что он утратил ощущение целостности мира. Обстоятельства вырвали его из привычной колеи жизни, он получил серьезнейшие ранения, и вот был выброшен на незнакомый берег, где все окружающее не могло не показаться ему враждебным. Несомненно, Фицдуэйн будет растерян, сбит с толку и станет с подозрением воспринимать все окружающее.