— Давай, — согласился Гена. — Что будем слушать?
— Тьму египетскую. В голом виде — Starless. Покатит? Очень суггестивная вещь.
— Что значит суггестивная?
— Можно многое позаимствовать, — пробормотал писатель довольно двусмысленно.
Некоторое время они молча слушали неторопливый рассказ Джона Уэттона о том, как день переходит в ночь через него. Когда вербальная часть рассказа уступила свое скромное место развернувшейся вовсю инструментальной, новый телефонный звонок вырвал писателя из контекста молчания. Писатель выключил музыку и спокойно вернулся к телефону.
— Здорово, Серега! — Радиация радости на том конце провода была столь сильна, что моментально поразила писателя в самое сердце. Это был Пылесос. — Чего делаешь?
— Книжку пишу.
— Книиижку? — удивился Пылесос, как будто впервые об этом услышал. — А про меня напишешь?
— Напишу. Хочу описать один момент. Помнишь, мы с Магнатом ехали на его Мерине, и ты мне вдруг бутылку пива передал, которую пил, чтобы руки освободить и такой молитвенный жест сделать. А потом отобрал сразу. Это когда мы мечеть проезжали.
— А другое можешь чего-нибудь?
— Там все другое, даже имя. Твое. А ты сам — настоящий, как живой. Чего хотел?
— В баню тебя пригласить. Я лаве срубил. Поехали?
— Сейчас?
— Ну нет, конечно. Через полчаса. Я раньше не доберусь.
— Отказать, — сказал писатель, — в ближайшее время — до свидэ! Занят плотно.
— Как знаешь, — равнодушно сказал Пылесос и горячо добавил: — А может, съездим?
— До свидэ, — повторил писатель, — Кстати, тут Гена в Чехию валит. Есть желание попрощаться?
— Давай. Конечно! Какой еще Гена? Но Гена уже взял трубку.
— Нет, — сказал он в нее. — У меня скоро самолет. Нет, перед самолетом не успею. Да иди ты сам в баню! Спасибо. Нет, работать. Жевку? Заграничную? Ладно, пришлю. Слушай, у меня к тебе один вопрос. Помнишь, у меня во дворе верблюды тусовались? Ничего я не обкурился! Я вообще курю по великим праздникам, сам знаешь. Гашиш помнишь — сказочный? Ну, еще бы тебе не помнить гашиш. А верблюдов не помнишь? Странная у тебя память. Затерялись в прочих глюках? Это сильно. Только верблюды были не глюк. Все глюк? И работа тоже глюк? Вся жизнь?! Ну, ты даешь. Хорошо тебе. Ладно. Не знаю, когда вернусь. Что? Нет. Не знаю. Нет, обратного билета пока нет. Спасибо. Сам дурак. Пока.
— Теперь я тебе хочу рассказать историю, — сказал писатель, как только Гена закончил разговор и вернулся на кухню. Он патетически вздохнул и пафосно продолжил: — Пока ты там с гусеницами тер, я в тюрьме сидел. Чисто конкретно.
— За что? — спросил Гена.