Она посмотрела на него поверх его домашнего задания.
- Тихо, - сказала она. - Я читаю.
Театрально прочистив горло, Магдалена начала читать вслух. Маркус уставился в потолок, словно умолял небеса об избавлении от нее. Пусть молит о чем хочет. Она никуда не уйдет.
Царь был позади них, как и звезда, которую они преследовали, чтобы найти его.
- Бамби, хорошая первая строчка.
- Вы самый ужасный человек на Земле.
- Лесть везде тебе поможет.
Их шаги были тяжелыми и медленными, шаги усталых людей, которые пришли издалека, чтобы присутствовать при родах, а вместо этого оказались на похоронах.
Магдалена прекратила читать и посмотрела на Маркуса. Он не взглянул на нее. Не такую историю она ожидала. С еще большим любопытством она продолжила.
Позади них раздался крик ребенка - голодного ребенка, жаждущего материнской груди. Бальтазар вздрогнул, словно это был его собственный сын, который так плакал, и он был бессилен утешить его. Я ощутил его эмоции, но не показал этого.
- Над его головой висит смерть, - сказал Бальтазар. - А он всего лишь ребенок.
- Я тоже это увидел, - сказал Гаспар, который посмотрел на меня, словно надеялся, что я буду противоречить им.
- Как и я, - ответил я, не желая лгать, хотя намеревался утешить своих спутников. Я надеялся, что мать ребенка не увидит его смерть, как увидели мы. Даже в его смехе, в этих темных глазах я увидел тень его страданий, черные крылья белого голубя - нависшего над ним ангела смерти. Все люди страдают, и все люди умирают, но видеть такую жестокую смерть в глазах и над головой маленького непорочного мальчика, нужно понимать, что цена знания гораздо дороже золота.
Бальтазар остановился как вкопанный, будто крик ребенка загнал его в ловушку.
- Будет неправильно обернуться? - спросил Гаспар.
Мы стояли лицом на Восток, к дому, а ребенок-царь остался позади нас, на Западе. Наши шаги к нему были легкими и быстрыми. Уходя от него, мы словно шагали босиком по разбитому стеклу.
- Ты можешь обернуться, - ответил я. Что он и сделал, как и Бальтазар, но я продолжал смотреть в направлении дома. Если я обернусь, боюсь, захочу остаться и никогда больше не увидеть родной дом. И все же, как ни странно, хотя и понимал, что дом был на Востоке, в Парсе, мое сердце тянуло меня на Запад, к ребенку, будто там, где был он, там и находился мой дом.
- Что нам теперь делать? - спросил Гаспар. Пока Бальтазар и я обдумывали ответы на вопросы, именно Гаспар искал вопросы, иные формы мудрости, хотя и не менее нужные. - Как же нам идти дальше?
- Один шаг. Затем другой, - ответил я. - Как и всегда.