– Она слишком беспечна. Не думаю, что во время беременности она будет тратить наши деньги на овощи, фрукты и витамины. Скорее всего, она накупит сладостей, игрушек и одежду своим детям.
– Даже если и так, нам не следует ее за это осуждать, – заметил Вениамин.
– А я хочу, чтобы наша так называемая мамаша жила у нас в доме. Хочу следить за ее здоровьем, за питанием, за поведением.
– Тогда пусть живет с нами, – сказал обрадованный Вениамин, – я не буду против. У нас большой дом, места всем хватит!
– И ее дети девять месяцев будут носиться по нашим комнатам? Я этого не вынесу!
– Что ты хочешь? Чего добиваешься? Я тебя не понимаю.
– Главное, что я заметила, – у нее под ногтями грязь.
– Эта женщина много работает и мало зарабатывает. Она не имеет ни возможности, ни времени на то, чтобы делать маникюр.
– Мне не понравились ее руки, – твердо повторила Надя.
– И это повод для отказа?!
– Я еще не приняла окончательного решения, – сказала Надя, вставая из-за стола, – но ее руки мне не нравятся.
И она вышла, грациозно подняв голову.
Вениамин знал, что вовсе не руки явились причиной отказа. Просто Надя искала повод и нашла его.
Вот уже пять дней Вера не находила себе места. Прошла почти неделя с того дня, как она ездила к Наде, но та до сих пор не позвонила.
– А не думаешь ли ты, что та женщина не передала ей твою записку? – спросила Лиля, которая очень сочувствовала подруге.
– Не думаю, – вздохнула Вера. – Я просто дура, которая два десятка лет ждала этой встречи, а до вечера потерпеть не смогла. Мне не надо было уезжать оттуда.
– А ты уверена, что на фотографии твоя сестра?
– Знаешь, Лилечка, сейчас я уже ни в чем не уверена. Возможно, это совпадение, поэтому эта женщина мне и не звонит. И какой же надо быть дурой, чтобы не узнать номер телефона сестры! Тогда бы я не терялась в догадках…
– А у вас с сестрой были хорошие отношения? – спросила Лиля, рассматривая фотографию на обложке книги.
– Мы вместе росли, были очень похожи друг на друга, а вот характеры у нас были разные. Надя была… как бы поточнее сказать… более гордая, строптивая. Когда мать начинала нас ругать, я падала перед ней на колени и сразу же просила прощения. Однажды я нечаянно задела бутылку самогона, и он вылился на пол. Маму это взбесило. Я тут же рухнула на пол и начала целовать ей руки.
Вера замолчала – в горле застрял комок давней обиды. Лиля ее не торопила. Подруга не любила вспоминать свое детство и рассказывала о нем очень редко.
– Этого ей показалось мало, – продолжила Вера, смахнув набежавшую слезу. – Мать заставила меня десять раз проползти вокруг дома на четвереньках, при этом я должна была громко лаять.