— Что вы меня стращаете? — я спрятал разговорник во вьючный ящик и закрыл на замок. — У вас развивается мания преследования. Вы — шизофреник, сэр.
— Ну гляди, — бросил Гриша и стал укладываться. Разделся, кинул пропахшую дымом и горелой кашей робу в угол, залез в спальник и через минуту засопел. Я снял сапоги и лег поверх спальника. Карабин вдавился в бок. Я чувствовал ствол, шишку затворной рукоятки, приклад, и ощущение опасности начало передаваться мне. Я понимал, что это действуют на меня ночь, близость оружия, какая-то недоговоренность и подозрения. Днем такие страхи как рукой снимало. Но сейчас была ночь, громыхнул где-то на востоке далекий гром, низовой ветер шуршал сухостойными травами. Чем-то знакомая ночь, пережитая…
…На западную окраину Львова нас привезли вечером, сразу же после сигнала, поступившего из пионерского лагеря. (Мальчишки нашли в болоте мину, развели костерчик и положили взрываться. Мина обгорела, но почему-то не взорвалась.) Милиция уже оцепила длинное узкое болотце вдоль автомагистрали, но быстро темнело, и работать становилось невозможно. Вокруг давным-давно все было обжито. Проезжающие мимо шофера черпали воду для радиаторов из этого болота, с другой стороны к нему вплотную примыкали садовые участки. За участками виднелся высокий зеленый забор пионерского лагеря. Там уже дали отбой, отгорланили и отгорнили мальчишки-«саперы», а мы, приготовив миноискатели я щупы, сидели и ждали рассвета. Тихо шуршал мелкий, обдерганный ребятней камыш, изредка вспыхивали фары автомобилей на магистрали, светился огнями недалекий город: это была какая-то жуткая смесь покойной мирной жизни и грядущей опасности. Я бродил по кромке болота, слушал звуки, и мне казалось, что я отважился зайти в избу старика Макарушкина и заглянуть в черный провал дедовой нетопленой печи. За вьюшкой с лохмотьями густой сажи начиналось неизвестное для меня, непознанное, а от этого страшное. И страшен был умирающий, иссохший Макарушкин, потому что я не видел смерти, не представлял ее, страшили его изба, самодельная мебель, хомут, неизвестно зачем висящий на косяке. Загадочность порождала любопытство и страх. Болото, откуда мальчишки выудили маленькую противопехотную мину, было таким обыкновенным, по-пригородному загаженным, непримечательным, что в другой раз я бы прошел мимо и сроду бы не подумал, что в нем — опасность, беда… А может быть, и нет здесь ничего? После войны, когда разминировали город и автомагистраль, саперы наверняка проверили болото. Сколько раз уж бывало: найдут снаряд без следов дульной нарезки и уже кричат — склад! немцы оставили! Даже очевидцы отыщутся… Станешь копать — пусто. Я прослужил год, а ни разу настоящего взрывоопасного предмета не обезвредил.