Мир, где нет постоянства.
– О чем вы думаете, отец Игнасио? – молодой человек с беспокойством заглянул ему в лицо.
– О муравьях.
– Что?
– Я думаю о муравьях, – тихо сказал священник, указав взглядом на непрерывный ручеек насекомых, скользящих вниз по стволу, – они знают, где что лежит.
– Вы хотите сказать… – молодой человек сглотнул.
– Идем, – отец Игнасио поднялся, борясь с головокружением, – идем…
– Нет, – Мэри тоже вскочила, но лишь для того, чтобы отшатнуться и прижаться спиной к ближайшему стволу, – я не хочу.
– Ничего не поделаешь, девочка. Мы должны держаться вместе. Идем.
Ручеек муравьев стекал со ствола в ближайшие кусты, переливался через вывороченные корни и тек дальше. Спинки поблескивали на солнце.
Они прошли не так уж много.
Живой ручей нырнул в зелень и пропал там, словно вода утекла под землю.
– Нет, – с облегчением сказал Арчи, – это не то…
Отец Игнасио сделал еще шаг, ощупывая посохом землю под ногами. Отбросил пышную зеленую ветку.
Посох ушел ниже.
Отец Игнасио присел на корточки и заглянул.
– Яма, – сказал он, – яма. Старая ловушка, окровавленные колья на дне. Присыпано ветками. Не подходите, Арчи. Полагаю, вам не надо туда смотреть.
* * *
– Муравьи, – Арчи стоял на коленях, разбрасывая ветви, – боже мой, она вся облеплена муравьями. Элейна! Элейна, о господи.
– Фуражиры, да. Послушайте, Арчи, мы похороним ее, и она будет для них недоступна.
Зато доступна для червей. Тут, в лесу, это происходит быстро. В этой земле все происходит быстро.
Мэри истерически расхохоталась.
– Даже не надо копать могилу, – выговорила она сквозь смех и слезы, – поглядите, отец Игнасио, она уже в яме! Уже в яме!
Он с размаху ударил ее ладонью по щеке. Она замолчала на полуслове. По щеке расползалось красное пятно.
Молодой человек уже стоял на дне ямы, держал в ладонях голову женщины, прижимая к себе, баюкая.
Он присел на корточки и вытянул руки ладонями вперед.
– Помогите мне, Арчи.
Юноша осторожно протянул ему свою ношу. Отец Игнасио бережно принял ее и уложил на траву. Присев на корточки, осмотрел тело. Мертвые глаза прикрыты, лишь меж веками виднеется белая полоска. Белокурый висок покрыт темной спекшейся кровью.
Ночью в темноте она вполне могла оступиться и упасть в яму. А там торчащий кол, а височная кость такая хрупкая…
Он перевесился через край ямы, протянул Арчи руку, помогая выбраться. На засохших кольях гнили черные ошметки, вокруг кружились мухи…
– Какая… – Арчи не сводил глаз с бледного запрокинутого лица, – какая ужасная смерть. Элейна, боже мой, Элейна! Страшная, нелепая случайность.