Офицер артиллерии (Личак) - страница 26

Оба рассмеялись. Потом Михалев задумчиво сказал:

— Вот и оставляем мы Сталинград… Теперь тут, можно сказать, глубокий тыл.

— Да, — согласился Ковтунов. — Но битва за Родину еще не закончилась! Нет! Она будет продолжаться и там, на Центральном фронте, дальше, и до тех пор, пока мы не победим. Иного исхода быть не может.

Вьюжной февральской ночью эшелон шел к фронту. В штабном вагоне командир дивизиона капитан Ковтунов, его заместитель по политчасти капитан Михалев, разведчик Запольский, начальник штаба, командиры батарей собирались ужинать.

Старенький, разболтанный по всем сочленениям вагон потряхивало, стучали на стыках колеса, ходуном ходили стены, раскачивался подвешенный к потолку фонарь, освещая докрасна раскаленную круглую чугунную печку, вокруг которой сидели, оживленно разговаривая, офицеры.

Только сегодня днем, перед погрузкой на станции Гумрак, были вручены правительственные награды за бои под Сталинградом. Командир орудия старший сержант Тогузов получил орден Ленина, Ковтунов и Васильев — орден Красного Знамени, Михалев — Отечественной войны I степени, Запольский и Троицкий — Красной Звезды.

В бесчисленное множество щелей свирепо задувал ветер. Новый ординарец Ковтунова, заменивший Троицкого, которого после настойчивых просьб Ковтунов отпустил в «строй», — донской казак Дудка, с большими, закрученными в стрелки усами, — накрывал на «стол». Роль стола выполнял большой деревянный ящик, застланный газетами. Дудка поставил на него три банки свиной тушенки, мелко нарезал твердое, замороженное сало, очистил несколько луковиц. Затем, наложив посередине горку больших ломтей черного хлеба и поставив кружки, отошел чуть в сторону и, подкручивая усы, вопросительно взглянул на командира дивизиона.

— Что смотришь, Дудка? — спросил Ковтунов. — A-а, понимаю…

— Николай Иванович, ради такого случая, я полагаю, и выпить немножко можно! Как думаешь? — обратился он к Михалеву.

— А почему ты у меня спрашиваешь? Ты же командир, — сказал Михалев, подвинулся ближе к ящику и кивнул Дудке.

Тот живо достал бутылку и, раскупорив ее, стал разливать водку по кружкам. Вагон сильно качнуло, горлышко бутылки звякнуло о край кружки, и немного водки выплеснулось на пол.

— У тебя что, большие запасы? — иронически спросил Ковтунов. — Эдак кого-нибудь и обделишь.

— Это у него после сражения с десантом все еще руки трясутся, — будто невзначай обронил Васильев.

Вагон грохнул от хохота. Дудка обиженно крякнул, но промолчал.

Случай, на который намекал Васильев, произошел на аэродроме близ станции Гумрак. Дивизион захватил его с ходу и был оставлен там для охраны на ночь. Солдат Дудка стоял на посту. Небо было чистое, безоблачное, густо усыпанное яркими мохнатыми звездами. Мороз все крепчал, и сапоги, которые Дудка по лености не смазал накануне, задубели, сделались как колодки и плохо грели. Поэтому Дудка мелкими шажками бегал взад и вперед, время от времени постукивая одной ногой о другую.