– Хорошо, что ты тоже пошла, – сказал Данила, обнимая старуху на прощанье. – Зэра.
– А вот это мне не нравится, – пробурчала она с опаской. – Чего вдруг вспомнил. Хиония уже перестала устраивать?
– Ну наверное потому что хочу показать: действительно не забыл.
– Что-то хочешь, – уверенно заявила.
– Да, как всегда, от тебя ничего не спрятать. Насквозь видишь.
– И чем дальше, тем меньше нравится подобное поведение. Выкладывай уже.
– Кого мать просила за мое рождение? – бухнул Данила.
– Откуда вызнал?
– Мне сказал тот, кто знает.
– И слышится мне в этих словах, – медленно сказала она, – каждая буква большая-пребольшая. Тот, Кто Знает.
– Ну, можно и так. Печать якобы на мне. Таким, как он, видна.
– Кто? – резко спросила старуха.
– Баюн.
– А, – заметно успокаиваясь, сказала Хиония. – Ну это не страшно. Надо только соблюдать правила. Не нарушать сло́ва. Тогда и он не осерчает. А обещать чего совсем не обязательно. Неволить не станет.
– Имуги хуже?
– Не называй его имени! – И тоном ниже: – Его лучше не трогать. Он и даст чего, так тебе же хуже. Но ты…
– Нет-нет, – поспешно отказался Данила. – Мне просто Баюн намекнул, что как раз ему и хотели подсунуть ушкуйники меня в жертву.
– Хиония? – недоумевающее спросила мать.
– Сейчас пойду, может, в последний раз видимся, позволь попрощаться.
Ефросинья Никитична поспешно отмахнулась.
– Бог с тобой. Что ты за глупости говоришь!
– Они оба не подарки, – понижая голос до еле слышного шепота, сказала бабка, – но Кот блюдет справедливость, а второй кроме силы ничего не знает. Справедливость без силы пуста. Сила без справедливости опасна.
– И? – не дождавшись продолжения, потребовал Данила. – Обо мне?
– А ты вырос, – сказано было с одобрением. – Не вверх, по уму. Повзрослел. Жизнь – она быстро учит. Правильно сделал, что не стал у Фроси спрашивать, – на его памяти старуха впервые произнесла имя без отчества, по-простому. – Не надо лишний раз тревожить ей душу. Девочка нежная…
Он аж открыл рот в восхищении. Девочка. С пузом и при двух взрослых сыновьях. Хотя что с Хионии возьмешь. Настоящая бабка Данилы померла при родах, почему в доме Фросю не любили, считая причиной несчастья. Прямо с ним этим никто не делился, но по отдельным обмолвкам не так трудно было составить общую картину. Не зря она была готова уехать за тридевять земель. Если и не шпыняли регулярно, то внимания не обращали. Иногда такое гораздо хуже, по себе помнит.
А старуха, тогда еще вовсе не карга, а молодая девка, натерпевшаяся от предыдущих хозяев и потерявшая собственного ребенка, проданного неизвестно куда, заменила будущей Ефросинье Никитичне сразу и мать, и отца. Кто обычно с холопкой считается? А Хиония в любом деле могла выступить голосом хозяйки. Она всегда с младенчества была рядом, кормила, поила, лечила и воспитывала, как делала позже уже с Фросиными детьми.