Фродо почувствовал, что засыпает, его голова клонилась на грудь, он клевал носом. Пиппин, шедший впереди него, опустился на колени. Фродо остановился. — Бесполезно, — словно издалека, услышал он голос Мерри, — без отдыха я не смогу больше сделать ни шагу. Мне надо вздремнуть. Под ивами прохладно. И меньше мух!
Фродо не понравились эти слова. — Идемте! — воскликнул он. — Не время спать! Вначале нужно выйти из Леса! — Но никто его не слушал. Рядом с ним широко зевал и одурело моргал Сэм.
Внезапно Фродо и сам почувствовал, что его одолевает сон. Голова у него закружилась. Все звуки смолкли. Даже мухи перестали жужжать. Только какой-то мягкий шелест у границ слышимости, словно напетая полушепотом песня, казалось, тревожил ветви над головой. Фродо поднял отяжелевшие веки и увидел, что над ним склонилась огромная ива, древняя и седая. Она казалась невероятно большой, ее раскидистые ветви напоминали протянутые руки со множеством длиннопалых ладоней, в узловатом корявом стволе зияли широкие трещины, которые слабо поскрипывали, когда ветви шевелились. Движение листьев на фоне светлого неба одурманивало, и Фродо упал на траву да так и остался лежать.
Мерри и Пиппин протащились чуть дальше и легли, прислонясь спинами к стволу ивы. Дерево закачалось, заскрипело, и позади путников раскрылись огромные щели, готовые поглотить их. Хоббиты загляделись на серые и зеленые листья, слабо колыхавшиеся на свету, и им послышалось пение. Они закрыли глаза, и им почудились слова, прохладные, спокойные – что-то о воде и сне. Поддавшись этим чарам, хоббиты уснули у подножия огромной серебристой ивы.
Фродо некоторое время лежал, борясь с одолевавшим его сном, но наконец с усилием поднялся на ноги. Он почувствовал жгучее желание отыскать холодную воду. — Подожди меня, Сэм, — пробормотал он, — я на минутку, только ноги ополосну!
В полусне он побрел к берегу, туда, где огромные корявые корни ивы проросли в воду, словно драконьи детеныши пришли на водопой. Оседлав такой корень, Фродо опустил горящие ноги в холодную бурую воду и мгновенно уснул, привалившись к дереву.
Сэм сел, почесал голову и зевнул во весь рот. Ему было не по себе. Близился вечер, и Сэм подумал, что эта внезапная сонливость напала на них неспроста. — Тут дело не только в жаре да усталости, — бормотал он. — Не нравится мне это дерево. У, какое большущее! Я ему не верю! Ишь как баюкает! Врешь, не возьмешь!
Сэм заставил себя встать и спотыкаясь сходил посмотреть, что стало с пони. Оказалось, что два из них довольно далеко ушли по тропе, и только он поймал лошадок и привел обратно, как услышал два звука: один громкий, а другой тихий, но очень ясный. Громким был всплеск от падения в воду, а тихим – шум сродни щелканью замка в осторожно притворенной двери.