– Отворачиваться надо! – злобно прикрикнула продавщица. – Нечего тут дрянь всякую разносить!
Она поправила взбитую прическу и посмотрела на меня с вызовом.
– Да, ладно, не переживайте, – сказал я сквозь сопли. – СПИД ведь не заразный.
Продавщица в ужасе выпучила глаза, прикрыла рот и, ойкнув, метнулась в сторону от прилавка. Я невозмутимо сунул деньги обратно в карман, забрал с прилавка сигареты и вышел восвояси. Никто не попытался меня остановить. Я даже нарочно задержался возле хлебного отдела. Никакой реакции! Можно делать всё, что взбредет в голову. Как будто меня в самом деле нет.
Я, конечно, изо всех сил старался поддерживать иллюзию своего присутствия, но очень скоро меня разоблачили. Сначала – мой собственный организм. Ему, похоже, надоело поддерживать бессмысленную жизнедеятельность, и он окунулся во все болезни, какие только мог себе позволить. Потом всё поняли на работе, и меня попросту уволили, сообщив, что нашли нового сотрудника, более молодого и перспективного. Друзья и родственники тоже догадались, что их водят за нос, что рядом ходит никакой не друг, не брат, не племянник, а неизвестно что, и разорвали со мной отношения.
Я их очень хорошо понимаю. Неудачников сторонятся. В том числе симпатичных, как в романах Леонарда Коэна. А я даже не был симпатичным неудачником.
Помню, как-то раз зашел ко мне в гости Витя Лугин. Мой старый приятель. Он всегда отличался добродушием, которое очень шло его бородатой и упитанной физиономии. Зашел явно с хорошим намерением: выразить сочувствие и поддержать. Друзья ведь ненавидят нас, когда у нас всё хорошо, и очень любят нас, когда у нас всё плохо.
– Я к тебе… – сказал он прямо с порога так, как будто, кроме меня, в квартире жил кто-то еще, к кому можно было тоже зайти. Лугин снял ботинки, куртку, немного покружил по комнате, зачем-то заглянул в окно, провел пальцем по пыльному подоконнику. Наконец уселся на кухне за обеденный стол и серьезно спросил:
– Скажи мне, я могу для тебя чего-нибудь сделать?
В его голосе я различил заботу. Заботу и чуткость. И еще тревогу.
– Можешь, – кивнул я. – Вон, сходи, мусор вынеси.
– Что?! – изумился он.
– Или пропылесось, а то мне лень…
Вот так мелочно и по-свински я отреагировал на доброту и заботу лучшего друга. Уходя, Лугин сказал мне на прощание, что я урод. Я подумал, закрывая за ним дверь, что я в самом деле урод, и от этой мысли почему-то сделалось легче. А Лугин после этого никогда мне больше не звонил.
В конце концов, человеколюбие должно иметь какие-то пределы. Великий мудрец Гёте на старости лет писал своему другу Карлу Цельтеру, который одно время помогал композитору Мендельсону, что добрые дела нужно делать не всегда. Что иногда необходимо от них воздерживаться. Цельтер запомнил все эти мудрые мысли и сохранил свою переписку с Гёте для человечества. Впоследствии ее опубликовали под названием