Я ощупывала их лица – эти прикосновения были похожи на рассматривание фотографии. Руками я проверяла, не пора ли им стричься и по погоде ли они одеты. Это было унизительно, но я держалась ради них. Не ради себя, не ради мужа или родных – ради детей. Все было ради них. Я так их любила! Я чувствовала себя одновременно и сильной и слабой, но боролась ради малышей.
Однажды я проснулась и комната была полна света и цвета…
Зрение вернулось так же внезапно, как и исчезло. Конечно, я не узнала своего дома. Я смотрела на все вокруг, бегала из комнаты в комнату (чего не делала уже много лет) и звонила всем подряд, не веря своему счастью.
Я позвонила маме, чтобы сообщить радостную новость, но она не взяла трубку. Я звонила маме каждый день, или она мне, просто чтобы убедиться, что все в порядке. «Говорящие» часы сообщили мне, что уже полдень, и, зная, что она обычно встает рано, я начала беспокоиться. Но я была так счастлива, что отмахнулась от своих страхов.
Все казалось непривычным. Вокруг было так много света и красок! Я плавала в них, как рыба в воде. Я не могла заставить себя закрыть глаза. Я позвонила брату и с истерическим смехом сообщила, что могу видеть. Я видела все: стул, телефон, фотографии чудесных детей – вероятно, моих! Я слишком увлеченно рассказывала, что вижу вокруг себя, и даже не услышала, что он мне ответил. Энергия во мне била ключом и требовала внимания, я хотела, чтобы весь мир узнал о моем счастье. Брат сказал, что рад за меня, но я заметила серьезные нотки в го голосе. Я так тараторила, что он не мог вставить ни слова, чтобы объяснить, почему мама не отвечает.
– Фатима, – сказал он наконец, – мама умерла.
Я перестала прыгать и села.
К моему дому как раз подъехала на машине сестра. Она вошла, обняла меня и прошептала: «Бог дал, Бог и взял».
Я онемела и не знала что сказать. Я захлебнулась в чувствах и ничего не понимала. Где я? Что происходит? Маме было так тяжело уходить из этого мира, зная, что у нее здесь осталась слепая дочь. Она должна была узнать, что я здорова! Я злилась, что она ушла, так ничего и не узнав. Это некрасиво и до смешного эгоистично, но это жизнь; и смех, и слезы.
Яссим уехал по делам в Вашингтон. Я не знала, как отправить СМС – прошло так много лет, и теперь мне надо было заново учиться и писать, и отвечать на электронные сообщения. Шрифт Брайля для мобильных телефонов еще не придумали, и мне пришлось попросить сестру написать мужу сообщение за меня.
Бабушка и сестра настояли, чтобы я немедленно сходила к доктору, священнику и психотерапевту. Врачи оказались в еще большем недоумении, чем я. Так странно, медицинских работников, которых я раньше узнавала по шаркающим шагам, одеколону, дыханию и голосу, сейчас я видела словно под увеличительным стеклом. Я слышала в их голосах сомнение, они только говорили «слава Богу» и нервно улыбались.