‹18 июня 1935›
Женское во мне говорит так громко, что заглушает все остальные чувства, я все время думаю о ребятах. С ними мы последнее время часто встречались и на днях ездили за город. Маргоша увлекся Лялей и не отходит от нее ни на шаг. Она очень благосклонно к нему относится и поэтому у него прекрасное настроение, и он очень добродушен и мил. Общее впечатление от поездки осталось очень приятное, как о дне, проведенном не в Москве.
В Болшеве мы взяли две лодки и поехали кататься. Маленькая речечка, какой-то приток Москвы-реки, очень живописна, небыстра и глубока, с темными заводями, поросшими кувшинками, вся в порогах и извилинах, обросшая развесистыми ивами. Мы часто въезжали в их густую тень. Я и Ира сели в лодку с Юрой и Шуней, в другой были Володя, Маргоша, Муся и Ляля. Вначале было весело, перекидывались словами, смеялись и гребли. Среди травы и тростника выбрали стоянку и вылезли на берег, где ребята разделись и пошли купаться. Муся и Ляля уехали за лилиями, на берегу остались я, Ира и Володя.
Не могу понять, почему именно об этом времени остались у меня приятные воспоминания. Мы лежали под деревьями и болтали, было как-то особенно просто. Потом мы трое уехали кататься, я чувствовала себя совершенно удовлетворенной от того, что рядом со мной сидел Володя, мы были втроем, и он был весел. Чем объяснить это чувство? Или он начинает мне нравиться или это просто женское тщеславие говорило. Через пять часов мы сдали лодки и пошли в лес, и тут мне стало очень невесело. Маргоша был с Мусей и Лялей, Ира невыносимо капризничала и ужасно противно дулась, Володя шел или с Шуней, или с девочками. С Юркой я не могла идти, потому что против него у меня страшная неприязнь, к тому же он все время молчал, и, понимая его, я все же злилась.
Лес был северный, но радостное чувство все же не покидало меня до тех пор, пока Володя не сказал мне одной препротивной вещи. Мы сели отдохнуть и доесть провизию, разговор как-то зашел о драке, и Володя сказал мне: «Давай со мной драться». «Давай», – ответила я вызывающе. «Ну, нет, с тобой я не согласен». «Почему? Что за странные представления о моей силе?» «Да, еще бы, тебе ведь скоро девятнадцать лет будет». Как мне больно и обидно стало, я покраснела и уже серьезно, но стараясь быть равнодушной, сказала: «Ну, далеко не девятнадцать». Нарочно или нечаянно он дотронулся до самого больного места в моей душе, то, что я всегда старательно отгоняла, о чем старалась не думать, он грубейшим образом кинул мне в лицо, как неоспоримое и ужасное обвинение.