Я сижу в саду. Кругом одуванчики и расцветающие сады. Белые вишни и розовые яблони. И трава – в бликах солнца. Теперь я радуюсь хоть чему, хоть часу.
Надвигаются «комплексы». Природу кромсают. А пока ещё поют птицы. Скворцы сладостно посвистывают. Иволга вздыхает. Даже петухи поют в это утро. А жаворонки создают немолчный далёкий фон.
‹21 июня 1978 г.›
Я могу теперь сказать, что была одна прекрасная неделя в этом году (неделю назад), когда я начала писать и мыслить, как встарь, во всю мочь. Как хорошо всё-таки, что она была. Потом три дня города выбили из меня все, и я здесь опять, но другая. Как хорошо, что я рвалась сюда и вырвалась, а то уже больше никогда не было бы этой недели – весны, цветения, радости и дерзновенных надежд. Я не думала, что могу так надломиться. Оказывается, это так легко – сломать в человеке его главное.
‹24 июня 1978 г.›
Проспала. Бессонная ночь. Утро – как светлый праздник. Всё неподвижно. Каждая травинка полна воды. Как не бывало непогоды и дождей.
И опять мы уходим. Хочу писать до страсти. Гармония нарушается. Зелень, травы, Боже, какие травы! Блестит, сверкает, дышит чуть-чуть. И полно радости бытия. «Если жизнь не представляется тебе незаслуженной радостью, значит, твой ум ложно направлен». Ах, как хорошо! Как трудно уходить отсюда. Не хочу!
‹1 июля 1978 г.›
Встать утром рано на рассвете, когда так тени глубоки, как лесные реки. И стать листком, притихшим у ограды, стать травкой, стать нежным колокольчиком, стать самим собой.
Простые луга некошеные. Колокольчики и ромашки, Простите, что не ухватила Вашей трогательной красоты…
Сказано – не прилепляйся сердцем. А оно лепится любовию. Нежной и больной.
‹5 августа 1978 г.›
Поразительно. Я заболела летом, а оно почему-то прошло. Я мечтала о лете каждый день, каждый час, каждый миг, весь июль, день за днем, а оно всё ушло. И вот вечер, ранний и длинный, воздух сух и холоден, и ты сам сух и холоден.
‹[Лето 1978?]›
Прости меня, Витя! Не сердись на мои слова.
Я прошу тебя тихо и покорно, как маленький ребёнок просит игрушку, которая ему дороже всего. Давай найдём возможность, свози меня в деревню хоть на два дня. Почему-то мне трудно это произносить, как запретное или плохое, что раньше так легко и радостно было на устах. Несмотря на все мои вины, давай сходим. Я так мечтала весной, ещё в апреле, когда-нибудь уйти, потом в мае, ещё когда я была здорова. И оттого, что это не может получиться, так грустно.
‹12 сентября 1978 г.›
Устало небо, устали листья, и устала я… И стало грустно, и стало томно, и всё прошло. Небо серое, серое. И покорность перед неминуемым. Мы пойдём в город. Ах, как жаль, что так скоро кончилось лето!