Хозяин харчевни предложил императору все самое лучшее из своих запасов. Себастьян, мамелюк, переводчик и берейтор уселись за столом поотдаль, но им была подана та же горячая еда с хрустящим хлебом, что и Наполеону. Особую пикантность еде придавало то, что все блюда были сервированы на скатерти, о существовании которой они успели забыть за долгие недели бегства. Обед проходил в тишине, так что было слышно, как шипели, падая в огонь, капли куриного жира.
Коленкур расспрашивал хозяина о состоянии дорог и поинтересовался возможностью раздобыть сани по причине обильного снегопада.
— Господин сенаторэ есть сани, — ответил хозяин.
— У какого сенатора?
— Польски сенаторэ, сенаторэ Ковно.
— Поляки наши друзья.
— Но он не захочет продавать.
— Он подумает, когда ему предложат десять тысяч франков.
— Эти сани есть память сенаторэ.
Сенатор Вибицкий по случаю замужества дочери сделал на заказ легкую карету на полозьях. Он крайне дорожил ею, и здесь хозяин харчевни оказался прав. На переговоры к соотечественнику отправился переводчик. Сенатор поначалу отказал, но когда узнал, что его сани послужат императору, с воодушевлением согласился, отказавшись от какого-либо вознаграждения. Но в качестве любезности он попросил представить его императору, что и было сделано той же ночью.
Беседа протекала в восторженных тонах: Его величество говорил о своей любви к Польше, сенатор выражал свое восхищение императором. Тем временем берейтор запряг лошадей. Путники перегрузили в сани шубы, оружие и немного багажа, на который было отведено совсем мало места. В любом случае, их съестные припасы перемерзли, а бутылки с шамбертеном полопались от мороза.
Переводчик занял место рядом с Себастьяном напротив императора и Коленкура. Рустам и берейтор должны были следовать за ними в маленьких санях. Так, без эскорта, в неудобной, но быстрой карете на полозьях они направились к мосту и вскоре переправились через Неман — границу Великого княжества Варшавского. Все молчали. У реки они думали об одном и том же. В самом начале кампании, 23 июня — накануне вторжения на русскую территорию — Наполеон решил лично провести рекогносцировку брода. В черной треуголке и форме польского шволежера он поскакал к реке, как вдруг из под копыт его коня Фридланда выскочил заяц. Конь от неожиданности встал на дыбы, и его величество, не удержавшись в седле, упал на пшеничное поле. Бледный как полотно, он встал еще до того, как к нему примчались на помощь. При этом происшествии присутствовали Коленкур и Бертье. Эта история получила огласку, пошли пересуды, и многие увидели в том случайном падении дурную примету. Шесть месяцев спустя, в декабре, переправляясь через Неман в обратном направлении, император, как ни странно, улыбался.