С белыми от инея заросшими лицами, в оборванной, как у нищих, одежде д’Эрбини и Полен шли по темным извилистым улочкам Вильно. Не останавливаясь, они миновали несколько кабачков старого города с его церквями и колокольнями. То были первые заведения, на которые набросилась растянувшаяся на многие километры армия оборванцев, и умиравший от жажды и голода Полен зароптал.
— Дальше, — сказал капитан, — будут магазины, кафе и жители, которые примут нас.
— А как они нас примут? Дубинками?
— Ты мыслишь, как бродяга!
— Разве кто-нибудь примет нас на постой — грязных, завшивленных оборванцев?
— В таком виде, быть может, и нет, но перед украшениями из жемчуга, что замотаны в тряпках на моих сапогах, устоять не смогут. Мы купим все необходимое, чтобы вернуть себе нормальный облик.
— Да услышит вас небо, господин капитан.
— Оставь в покое небо, святоша! Какой трактирщик посмеет выгнать офицера, который платит?
— Трактирщик из разбойников.
— У меня пока еще есть сабля.
— Сила и победа уже не на нашей стороне, господин капитан.
— Помолчи, бездельник.
Пар от их дыхания замерзал и превращался в мелкие кристаллики льда, оседавшие на усах и щетинистых подбородках. Действительность не давала повода для оптимизма. В сложившейся обстановке капитан и его слуга могли рассчитывать только на самих себя. Как только стало известно об отъезде императора, беспорядок перерос во всеобщий хаос. Растерянность поселилась даже в сердце гвардии — среди драгун и гренадеров. Никто никому уже не подчинялся. Немцы, хорваты, испанцы, итальянцы бросились врассыпную. Какие-то подонки наряжались казаками, чтобы наводить страх и грабить бывших товарищей по оружию. А в поле осталось множество замерзших тел в новой форме из числа двенадцати тысяч виленских рекрутов, что шли на выручку отступающим армии. После теплых казарм они не смогли приспособиться к бивачной жизни и жестоким морозам.
Д’Эрбини и Полен видели, как при их приближении закрывались ставни домов. Капитана это не удивило.
— Гражданские всегда опасаются военных.
— Господин, на площади неаполитанские всадники!
— Ну что ж, упрямец, давай остановимся у них.
— Такое впечатление, что они уезжают…
— Да, да, уезжают. Они все уезжают, — произнес статный мужчина в меховой гренадерской шапке, которая делала его еще выше. На нем был кожаный редингот на меху и новые сапоги на толстых подошвах; его зычный, немного манерный голос слегка приглушал меховой воротник, который до самых глаз закрывал лицо незнакомца.
— Объяснитесь, — потребовал капитан.
— Они все бегут как крысы: губернатор, интендантская служба, казначейство, и даже Неаполитанский король. В наших интересах последовать их примеру, однако мне знаком ваш голос. У меня память на интонацию. Вы лейтенант д’Эрбини.