В Париже Грегорио несколько минут сидел, глядя на зажатый в ладони телефон, а потом направился обратно в палату, где Аня сидела у кювезов и смотрела на близнецов. Услышав шаги Грегорио, она тут же повернулась к нему.
– Ты позвонил ей?
Он молча кивнул.
– И как поговорили?
Теперь Аня относилась к Бенедетте как к врагу. Та была помехой ее жизни с ним и тому будущему, которого она желала для своих детей. К тому же она знала, что Бенедетта имеет довольно сильную власть над Грегорио.
– Как обычно. Она очень переживает. Ко всему прочему, ей приходится в одиночку вести наш бизнес.
Аня не знала, сколь обширна их империя, а у него не было намерения делиться с ней этой информацией. Грегорио всегда нервничал, говоря о своей жене, даже больше, чем когда о ней говорила Аня. Ни одна из женщин не желала терпеть другую, и каждая тянула Грегорио в свою сторону.
– Ты сказал ей? – спросила Аня, жестко глядя на него. Она настаивала, чтобы Грегорио оставил Бенедетту навсегда.
– Еще нет. Я не могу сказать ей такое по телефону. Для этого мне нужно поехать в Милан.
Но Аня не желала отпускать его от себя даже на пять минут. Ее страшила мысль, что может произойти нечто ужасное, когда его не будет рядом. Они оба знали это, поэтому он и оставался в Париже. В определенном смысле Аня была подобна беспомощному ребенку и полностью зависела сейчас от него.
– Ты мог бы поехать, как только дети немного окрепнут. Пусть она знает, что ты теперь принадлежишь не ей, а нам.
Грегорио ничего не ответил на это. Он мог все сильнее и сильнее влюбляться в нее каждый день, но не хотел принадлежать даже ей. Он не был готов принять на себя такое обязательство по отношению к Ане даже сейчас, как не был уверен и в том, что хочет расстаться с Бенедеттой. Он словно сидел на двух стульях, разрываемый неразрешимыми противоречиями, при этом обе женщины предъявляли права на него, и каждая из них думала, что эти права именно на ее стороне. Единственными людьми, которым он целиком сочувствовал и готов был сделать для них все, были двое его детей, боровшихся за жизнь. То, что он чувствовал к ним, ошеломляло его самого.
На следующее утро Бенедетта позвонила своим друзьям в Рим и сказала, что готова отправиться вместе с ними в Порто-Черво, как и было согласовано, но без мужа.
– Грегорио не сможет поехать? – спросила ее Флавия мрачным голосом.
– Нет, не сможет. – Они обе знали почему, и Флавия не стала задавать больше вопросов, а Бенедетта добавила: – Если вас это не устраивает, я тоже могу остаться дома.
– Не глупи, мы же любим тебя. Мне так жаль… ты же понимаешь… – Флавия вздохнула. – Я знаю, у вас сейчас трудное время. Ему тоже может быть очень тяжело. – Она чувствовала сожаление к ним обоим: все же они были друзьями в течение двадцати лет.