глотать слова, как крепкий чай,
как в чьем-то вымышленном детстве
качели до небес качать.
«Когда уже насытились словами…»
Когда уже насытились словами
тоски и нежности, упреков и угроз,
когда записки перецеловали,
что больше не читаются всерьез,
когда важней к полузнакомым в гости,
чем нерешаемое заново решать,
когда хватает слуха на акростих,
но не услышать, что душе – душа,
когда уже все пройдено как будто
и раздраженье, что ни день, сильней,
понять, насколько нестерпимо утро
без… Но не вслух! Не надо вслух о ней.
Оставляю апрелю
все прогулки вдоль парка.
Между делом потерю,
что январь мне накаркал,
на открытке внизу впишу,
больше веря карандашу,
чем уступчивой памяти
(не сгорит – закопаете).
Новый город подступит
и возьмет мою старость.
Прошлым (губы – простудой)
сердце дергать осталось.
Я могу обмануть его,
вспоминая минутное,
лишь плохое, а прочее
занести в многоточие.
Время клацает сталью
все быстрей и короче.
Но тебе я оставлю
пару строф или строчек.
До свиданья, любовь моя,
моя тихая Босния.
Вот и все наши глупости,
разгоняются лопасти.
За твой последний стих
####################и за простой мотив:
он гонит из угла, где прошлое живет,
чтоб нищим умирать, о золоте забыв,
что в поясе хранил, впивавшемся в живот;
за путь – забудь любовь,
##############################забудь малютку речь,
которая тебя над временем несла,
за новые грехи, как хриплая картечь,
исчиркавшие плоть следами без числа;
за право изменить
##############################себе или себя,
за то, что не дошел, за дыры в корабле —
пустеющий стакан, давясь в бреду, сипя,
допей еще за то, что не предать земле.
Веронике Капустиной
Ты считалась лучшею среди нас,
то есть лучше писала стихи,
и в свой адрес немало трескучих фраз,
дружной зависти вопреки,
собирала ты, забывая счет,
что судьба предъявит еще.
Разве можно, внимая пространству, петь,
если женщиной рождена?
Наше дело – швах, наше тело – медь,
гулко бьется в него волна
ненасытного времени день за днем.
Лишь блаженным уютно в нем.
Твой сынишка вполне – чтобы брать – подрос,
спросит муж: «Где обед, жена?»
Он и сам – поэт и на свой вопрос
получить желает сполна.
В общем, все, как у всех, плюс больная мать,
бабьей доли не занимать.
А друзья посетуют за вином,
что не видно тебя давно,
хмуря брови, словно решая бином,
разольют не спеша вино.
У других ведь тоже семья и быт,
ничего, живут, не знобит.
Ты считалась лучшею среди нас.
Ну так что же, чист пьедестал?
Ты молчишь. Почему-то на этот раз
ни один из нас лучшим не стал…
Но роптать и сетовать нет причин,
песни, знаешь, удел мужчин.