Я взяла одно из вежливости.
– Спасибо.
– Ну как, слышно что-нибудь от твоего солдата?
Я уже поведала ей, как зовут Арчи и как мы встретились на фронте. От природы я не была склонна делиться такими вещами, но я так по нему скучала, а разговор о нем хоть как-то делал его ближе, хоть на мгновение. Я оглянулась, чтобы убедиться, что нас не услышат.
– Он прислал записку.
– Записку, говоришь? Ну это что-то.
– У него увольнительная на сорок восемь часов, начиная с субботы.
– Что тебя, разумеется, совершенно не заинтересует, поскольку ты прекрасно знаешь, что по правилам сестрам с офицерами встречаться нельзя.
– Конечно.
– И знаешь, если наша дорогая начальница пронюхает о связи между одной из своих сотрудниц и мужчиной в форме, последствия будут самые неприятные.
– Крайне неприятные, надо думать.
Стрэп отошла от печки и села рядом со мной.
– Так где вы с ним встречаетесь? – улыбнулась она.
– Я должна сесть на поезд до Жиронды, в трех станциях отсюда. И ждать на платформе, а он меня найдет.
– Тайное свидание! Как до смешного романтично.
Моя улыбка угасла.
– А может быть, просто смешно.
– Почему?
– Не знаю, все это как-то неправильно. Я собираюсь радоваться жизни, украдкой, забыв, зачем мы здесь прежде всего.
Я провела рукой по волосам и опустила плечи. Стрэп так просто было не взять.
– Так, послушай-ка меня, сестра Работаю-Пока-Не-Свалюсь Хоксмит, – забавно произнесла она. – Если кто и заслужил пару часов отдыха, так это ты. Я прямо настаиваю, чтобы ты хорошенько порадовалась жизни и совершенно забыла, зачем мы здесь. В этом весь смысл! Бог ты мой, девочка, мы сами не знаем, когда нам хорошо. Я в последний раз что-то делала украдкой, когда забиралась обратно в дортуар в школе. Живи полной жизнью, я так скажу. А потом возвращайся и расскажи нам, лишенным любви созданиям, как все было. Я, в общем, понимаю, что ты можешь и не захотеть распространяться о своих прегрешениях…
– Прегрешениях! – я рассмеялась. – Стрэп, ты придаешь сил. Если бы можно было разлить по флаконам то, из-за чего ты всегда такая жизнерадостная, мы бы все палаты освободили.
– Имбирное печенье, – заявила она, откусывая от нового. – На них легион может в поход выступить, клянусь.
Мы похихикали, и я поняла, сколько уже не слышала собственного смеха.
Дни ползли медленно, пока, наконец, не настал субботний вечер. У меня не было одежды, кроме формы, и я впервые ощутила, как не хватает красивого наряда. Я вымыла голову, ополоснула волосы, добавив в воду немного драгоценного розового масла, и одолжила у Китти помаду. Хотя я и старалась сделать вид, что ничего особенного не происходит, остальные, должно быть, почувствовали мое волнение и безжалостно дразнили меня, пока мне не удалось улизнуть. Я положила все необходимое для ночлега в небольшую сумку, которую одолжила у Стрэп, не желая привлекать внимания к тому, что я, вообще-то, собираюсь уехать на два дня. И две ночи. Семичасовой поезд до Жиронды был забит солдатами в увольнении и добровольцами, все были настроены на краткую передышку от мрачных будней войны. Некоторые ехали на побережье, на лодочную станцию. Другие, как я, довольствовались несколькими часами так далеко от Сен-Жюстина, как позволяли пропуска.