Бесс хорошо знала Бэткомский лес. Она играла здесь ребенком, а когда выросла, собирала его дары: прокрадывалась сюда, чтобы нарвать дикого чеснока, или мха, или цветов для материнских снадобий. Они с братом много раз забирались на узловатые дубы и обдирали лоскуты серебристой коры с берез для растопки. Бесс без труда нашла дорогу, хотя стемнело. Когда она добралась до дома Гидеона, совы уже поднимали тревогу и ежи начали просыпаться для ночных дел. Сам по себе дом был небольшой, деревянный и ничем не примечательный. Его потемневшие бревна были под стать стволам вокруг, казалось, они сливаются с лесом, проваливаясь в шершавые объятия деревьев и кустарника. Однако слева от дома имелось нечто, привлекавшее внимание. Сейчас, в темноте, там будто сидели два дремлющих дракона со склоненными головами, и их дымное дыхание отвечало медленному биению сонных сердец. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не сказочные звери, а творения человеческих рук – угольные кучи Гидеона. Денно и нощно по меньшей мере две из них горели, а остальные остывали. Их удивительный «урожай», успокаиваясь, превращался из горящего дерева в хрупкие кусочки черноты, ждущие, когда их поднимут с пепельной постели. Приближаясь к ревущим ямам, Бесс чувствовала их пугающий жар, несмотря на слой дерна, покрывавший их и не дававший воздуху попасть внутрь. Ей казалось чудом, что этот ад не вырывается на волю и не пожирает дом, а с ним и весь лес. Она быстро миновала страшные сооружения и подошла к дому. Рука ее как раз была занесена, чтобы постучать, когда дверь распахнулась. Гидеон, должно быть, увидел, что она подходит. Они молча смотрели друг на друга, и единственным звуком в тяжелой тишине был рокот горящего угля. Через какое-то время Гидеон отстранился и подал ей знак, чтобы вошла. Даже в этот миг Бесс было трудно поверить, что она по собственной воле вверяет себя заботам человека, способного, как ей было известно, на изнасилование и хладнокровное убийство. Сила ее потрясения, скорби, непреодолимого ощущения безнадежности была так велика, что ее больше не волновало, что с нею случится.
Единственную комнату, занимавшую весь дом, тускло освещали две лампы. Остальное освещение обеспечивал горящий в каменном очаге огонь. У него стояли два кресла, крошечный стол и скамья, еще имелось несколько шкафов и большая кровать с периной в дальнем углу. Бесс обернулась к Гидеону. Она собиралась заговорить, когда он произнес:
– Твоя мать умерла.
Это было не вопросом, а утверждением, и в нем настолько отсутствовало всякое чувство, что Бесс не могла им ни оскорбиться, ни утешиться. Она просто кивнула, потом сказала: