Китайский десант (Поляков) - страница 8

и с живой земли поднял и бросил
в тело жёлто-красивую горсть
обвинительных спящему писем,
что ты опоздал,
Велимир».

48

Русь берёзками
укрыта,
а Китай —
а Китай —
жёлтым шёлком
драгоценным,
и о том, как я его люблю[2],
ты сюда
читай:
«…нету облака в балете
молодого вещества —
золотого
существа
сквозь деревьев
на рассвете,
нет,
это сквозь деревьев
на рассвете —
золотого
вещества,
а молодого существа —
нету в облака балете!..»

49

С желтоватым востока ростком
перепутано дерево дня:
это я ли не вспомню тебя
– молодое, худое?
Хочешь, правда, воды принесу
в нежной рюмке ладоней живых,
если голубем станешь моим
– и воробьём незнакомым?
Только дерево этого дня,
обойду тебя против часов
и на тёплых руках принесу
– золотистую землю Тавриды,
только цвета родную мою
землю тела и землю тепла,
чтобы, дерево, деревом ты
– просто деревом
стало —
Платаном.

50

Если дерево в ветре ветвей —
где твоё шелестящее имя?
если дерево в листьях ветвей —
что нам делать с губами своими?
где ходить? что сказать? —
ничего не понять!..
…только дерева
– слышное имя,
только дерево
– в ветре
ветвей.

51

Мария дерева, ветвями дорогая.
Я встретил дерево, не знавшее
Китая. Глазами влажными я дерево живу
гляжу. И вижу дерево. И дерево скажу:
«Буддисты собираются. Монголы.
И строят на ветвях. Невидимые школы.
И учат пчёл. И ящериц, и птиц —
воздушных и прозрачных
продавщиц…»

52

Китай невидимый! среди твоих дерев
я промелькну больною тенью,
внимая ужасам литературных дев
и птиц летающему пенью
(подымет Бог из тёплого ручья
одну из рыб, по имени —
«ничья»).
Никто желтеющий, на фоне малых сих
венок веселия слагаю,
и пеплом ангела посеребрённый стих
в губах, как лезвие, сжимаю:
бесснежные жемчужины во рту
и пепел на постели поутру…
Мне больше нечего, как мёртвому, сказать
ни человеку, ни машине,
напрасно мы в Китай, как мёртвые, спешили
и собираемся опять.
Я тварь дрожащая!
мне страшно умереть!
Я лучше стану я
животных посмотреть!
На тайном поприще невидимых зверей
замечу кошку и лисицу:
привет, сестра! а ты, сестрица,
скорей хвостом меня согрей!
верни мне имени «андрей», подруга,
кто-нибудь, лисица!

53

Позволь мне оплакать стигийский вокзал,
китайская муза!
немая прохлада,
как смерть, очевидна:
я дар промотал
и лодке мой голос подобен —
не надо
ни лада высокого,
ни торжества
зелёного света,
сиреневой тени…

54

Ты помнишь, лисица,
как тихо кричал
на барского лёву,
как пал на колени
мой грузный товарищ?
ты помнишь?
едва
ли
помнишь,
какое крутилось кино,
как долго спешили в то хмурое утро,
полночи отдав логомахии,
но —
в дорогу меня
позвала
Кама-сутра.

55

И вот, недобитый ромео,
сажусь
на первый троллейбус,
к патетике горя
амурного
склонен,