Оказалось ровным счетом наоборот. Ей необходимо было скорей сообщить, что у меня ничего не получилось.
Что Ученица умела, так это обрадовать. Руки опускались сразу. По дороге домой я все время порывался выбросить свою рукопись.
Наверное, я бы нашел подходящую канаву, если бы не память об Учителе. Только оттого и удержался, что с этим сочинением могло погибнуть посвящение ему.
Почему я об этом говорю? Да потому, что как-то мы с Томашевской обсуждали, что такое верность. Я рассказал эту историю, а она кое-что вспомнила в ответ.
Такова ее неизменная метода. Когда речь заходит о вещах отвлеченных, Зоя Борисовна непременно приведет пример.
Человеческие качества для нее – в первую очередь, опыт. Попытка разных людей сделать так или иначе.
Вот и верность для нее – поступок, а, в данном случае, и своего рода проект.
Выставка, устроенная Рихтером, называлась «Музыкант и его встречи в искусстве». Сперва он показал ее дома, а потом во время «Декабрьских вечеров».
Чтобы понять замысел, следует оценить предпочтения. Почему, к примеру, коринский портрет Игумнова из Третьяковки, а не портрет Станислава Нейгауза работы Фалька из коллекции самого Рихтера?
Нейгауз тоже этим вопросом задавался, но Святослав Теофилович ничего не ответил. Только улыбнулся и сделал неопределенный жест.
Какие, в самом деле, объяснения? Ведь не комментирует он музыкальные трактовки, но тем, кто умеет слушать, все ясно без слов.
К тому же, если говорить пространно, то смысл пропадет. Скорее, тут нужно не много слов, а одно.
Это слово – все равно что пароль. Когда Зоя Борисовна его нашла, то Рихтер довольно заулыбался.
Ну, конечно, верность. В данном случае дело не только в уровне мастеров, но в неких свойствах персонажей.
Потому Фальк был представлен графикой. В подписи говорилось, что когда в Париже художник познакомился с моделью, между ними состоялся такой разговор.
«Я хотел бы вас нарисовать», – сказал Фальк, а она ответила: «Что вы, я теперь совсем нехороша». – «Да, но в вас чувствуется порода» – «Ну, конечно, я – Нарышкина».
Короткий обмен репликами, а уже все ясно. Остается только в стремительном рисунке зафиксировать верность себе.
Или двойной портрет супругов Веригиных работы Кончаловского. Когда Рихтер впервые играл в Париже, какая-то женщина из зала подала ему ветку белой сирени.
На следующий день опять играет, и снова сирень. Правда, к ветке прикреплена записка, что такую сирень ее мать всегда дарила Рахманинову.
Святослав Теофилович решил выразить поклоннице благодарность и отправился к ней домой. На вопрос: «Дома ли супруга?», ее муж ответил: «Дома, но она в обмороке, потому что вы пришли».