Карлос ласково поглядывал на сидящих в углу гостиной и мирно беседующих женщин. Он находил между ними даже какое-то сходство — обе они были крупные, белокурые, с тонкими чертами лица. Он уже не сомневался в любви матери, в привязанности Пилар, но как ни странно, тем свободнее чувствовал себя. Ощущение свободы безотчетно укоренилось в нем, и теперь он стал понимать, что всю свою прошлую жизнь инстинктивно считал себя обездоленным, и в женской любви невольно искал безоглядной, материнской. Поэтому и не умел оставаться один, поэтому и был так податлив на женскую ласку, — бессознательное сиротство постоянно искало крова, сам того не желая, он обманывал всех тянущихся к нему женщин: они надеялись на его силу, а он тянулся к ним из слабости. Но теперь, всем своим существом чувствуя защиту материнской любви, он не страшился одиночества и не нуждался в любовном служении ему Пилар. Сам того не подозревая, он копил силы для того, чтобы любить самому, быть опорой и защитой для существа более хрупкого и слабого. Теперь он куда меньше нуждался в женском обществе, предпочитая ему мужское. Именно теперь он по-настоящему и сдружился с Альберто. И сейчас отправлялся повидать его, оставив мать беседовать с Пилар за чашкой чая.
Но Альберто оказался занят, у него была посетительница. Пообещав зайти часа через полтора, Карлос отправился побродить по улицам, присматривая рождественский подарок для Хермансито, хотя до Рождества еще было далеко.
Альберто с Кати предполагали, что зиму им придется провести в Мадриде и, естественно, что Альберто возобновил практику. Открыть кабинет он не мог, поскольку это обошлось бы слишком дорого, но мог давать консультации, что и делал очень охотно. У него было уже немало пациентов, коллеги посылали к нему больных, вот и эта женщина пришла по рекомендации одного из знакомых.
Сеньору Амаранту, худую, с резкими чертами лица, довольно молодую и красивую женщину, устраивало, что доктор Альберто Монкадо — иностранец. Нездоровье ее было связано с семейными обстоятельствами, и обсуждать их с кем-то из знакомых ей врачей, которые прекрасно знали и ее, и все ее окружение, она не хотела. В Альберто она видела для себя спасение и приготовилась говорить с ним совершенно откровенно. Альберто же сразу понял, что эта нервная измученная женщина нуждается в доверительной беседе, и поэтому, усадив ее в кресло и участливо глядя на нее, стал задавать вопросы, желая разговорить пациентку и облегчить ей исповедь.
— Полагаю, речь пойдет об усталости, которой всех нас наделяет жизнь, — начал он мягко, внимательно приглядываясь к пациентке.