Козлобородый все это время терзал чемодан, пытаясь взломать замок финкой.
– Мой отец – египтолог, – прошептала я. – Ученый. Он никогда не был богат.
– Кто-кто? – переспросил козлобородый, повернувшись в мою сторону. – Еби… чего ты сказала?
И заржал.
Руки отца стремительно холодели. Я растирала их, вглядываясь в его закатившийся правый глаз – веко над ним трепетало, как крыло пойманной бабочки. Но вскоре перестало дрожать, застыло. Левый глаз я видеть не хотела – он пугал меня. Кажется, кость над глазницей сломана…
– Да что за черт! Никак не откроется. Ключ нужен! – тряся чемодан, обиженно потребовал козлобородый.
Гундосый вздохнул:
– Что ж… Придется барышню за бока пошшупать. Не хотел вас, барышня, забижать, но…
Тело отца сотрясла судорога, и дыхание остановилось. Сердце больше не прослушивалось.
Папа умер.
Одним ударом кованого сапога убийца раздробил ему черепную кость, осколок которой попал, видимо, в мозг, и отец умер в пустом холодном лесу бывшей Выборгской губернии, неподалеку от прихода Кексхольм.
Не повезло.
Все рассыпалось: родина, дом, семья, жизнь.
Я осталась одна на свете.
То есть не одна – с двумя негодяями, ради грошовой выгоды погубившими моего отца.
Красные, покрытые цыпками лопатообразные руки обхватили меня и потянули, но я отчаянно ударила по ним и вырвалась.
– Стойте! Слушайте меня. Я могу вам заплатить.
От неожиданности они застыли, раззявив слюнявые пасти. Не думали, что я буду с ними говорить. Самое время барышне впасть в истерику, поползти, цепляясь за мокрые голые хлысты полыни, обхватывая осклизлые сапоги своих мучителей – в бессмысленной попытке умолить подонков о милосердии…
Холодный огонь разгорелся во мне подспудно и заполыхал, не позволив остановиться на полдороге.
Меня несло вдохновение фурии.
– Вы хотели богатства? Так знайте: мы спрятали огромные, несметные, просто сказочные богатства! Они, конечно, принадлежат не нам. Отец – доверенное лицо одного очень знатного человека… Он всю жизнь искал… Слышали вы о сокровищах Приама, которые Шлиман откопал в Трое? Не слышали, конечно. Неважно. Клад, о котором я говорю, – в тридцать, сорок, пятьдесят раз богаче! Он называется Дар Хранителей.
Ком в горле нарастал, мешая говорить. Я глотнула, чтобы отогнать его, усилием воли преодолела спазм и набрала побольше воздуха. Я заклинала зло, как индийские факиры заклинают кобр:
– Мы понимали, что пробраться через границу непросто – тут всех грабят. Большевики грабят, и мародеры грабят. Отец – честный человек. Он не взялся за невыполнимое дело. Не стал вывозить сокровище по частям, как ему говорили. Он поступил умнее – увез ключ от него. Теперь, кто бы ни пришел к власти в стране, без ключа не сможет добраться до тайника. С той стороны границы нас ждал человек, которому, по справедливости, и принадлежит клад. Но отец… папа… умер. А я тому человеку ничем не обязана. Я отдам вам ключ от клада.