Через пару дней сыпь какая-то на груди появилась. Потом по всему телу пошло. Чесался, чесался – до крови расчесывал. Никакие мази не помогли. Доктор говорит – ну ничего особенного у вас, нервная экзема. А сам целый консилиум назвал в кабинет – стоят, пялятся на меня, как на диковину, языками цокают…
Потом я худеть начал, тощать, глаза вон как плошки на лице стали…
Не знаю, что за напасть… Часто я думал, что от всей этой экземы да заразы только батюшка может помочь – молитвой или, может, отчиткой? Я на все согласен. Но не могу. Ни в какую не получается.
Стоит мне только подумать о церкви, и такая тоска нападает – не то что жить не хочется, а даже руки не поднять – такая хмарь на душе. Хоть ложись прям да помирай, и покаяния с прощением не нужно.
Чувство при этом такое, будто бы все это и не я уже. А что-то внутри меня, само по себе, отдельное от моей окаянной души – что-то еще более окаянное, страшное… Сидит внутри меня взаперти, тоскует и рвется на волю… Будто что-то вселилось в меня тогда – из той проклятой, вскрытой нами могилы.
С тех пор ничего мне, брат, не помогает. Врачи только мучают почем зря – уколы, таблеточки, диеты… А меня червь могильный изнутри догрызает. Понимаешь, брат?!
Не могу больше. Все, уходи! – без всякой паузы закончил он свой рассказ.
Я опешил: зачем ему меня прогонять? В конце концов, это грубо.
Но ему было наплевать.
– Иди, – сказал он мне.
Я все мешкал.
– Иди! – рявкнул Макс и глянул на меня своими мертвыми глазами. – Попрощайся.
Тут он почему-то хихикнул, и глаза его вспыхнули – кто-то внутри его тоже хихикнул.
– Тхи-пси-пси-пси! – смеялся он, будто заплевывая себе подбородок.
Если он пытался меня разыграть – это была совсем неприятная шутка. Меня охватило вдруг дикое чувство омерзения – я даже не мог объяснить себе, откуда оно взялось.
Я встал и даже не оглянулся – ушел из больницы.
Больше Макс меня не звал к себе.
Спустя две недели я узнал от Лариски, что он повесился на батарее в больничном туалете. Врачи сказали потом, что это было самоубийство от безнадежности – он все равно умер бы, специалисты давали ему не больше месяца жизни от силы.
Та версия событий, которую Макс пытался внушить мне и в которую, очевидно, сам он свято верил, слишком чужда моему атеистическому мировоззрению.
Я рассказал историю Макса – кратко, обиняками и без упоминания конкретного имени – одному своему приятелю-медику. Он предположил, что Макса могли сгубить какие-то патогенные вирусы или бактерии, которые подхватил он, копаясь в могилах… Острое инфекционное заражение организма, не обладающего иммунитетом против древней, скрытой в земле заразы, могло привести моего несчастного брата сначала к нервному истощению, потом к галлюцинациям, а там и к поражению кровеносной системы и всех органов, в том числе мозга.