— С кем это ты разговариваешь? — спросил он у Юры, осмотревшись в помещении: — это что глаз у синей твари?
Акремонец повернулся к Алиму и еще шире раскрыл свой третий глаз, прикрыв веками два своих обычных глаза.
— Чего он на меня таращится? — спросил Алим: — Вот гадость. Сейчас дам раз в голову и будешь дальше таращиться — только уже мертвый, — адресовал свои слова Алим акремонцу.
Тот видимо понял, что общение с Алимом ничего хорошего ему не принесет и лег, закрыв все свои три глаза, на операционный стол обратно.
— Видишь, плохо ему, а мне надо его подготовить для повторного допроса, — попытался разрядить обстановку Юра: — иди, пожалуйста, мне надо его осмотреть.
Алим ничего не ответил, а лишь презрительно сплюнул на пол операционной и вышел за двери.
Юрка обернулся к акремонцу и мысленно спросил:
— Ты меня слышишь?
Тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами и не шевелился.
— Кто ты такой? — еще раз мысленно спросил он.
— Я, Савитар, — открыв третий глаз, мысленно ответил акремонец: — мне очень больно. Твои бхакты[3] меня очень били, но я не понимал, что они от меня хотели.
— Какие бхакты? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Герадамасы, которые тебе подчиняются, меня били, а я не мог им ответить, потому что мой дамару[4] сломался, когда меня бил тот герадамас, который сейчас в нашем ашваттхе[5] обещает Сурье оказать помощь в обмен на свою жизнь.
— Кто такая Сурья, — вслух спросил Юра.
— Я очень хочу, есть, — вместо ответа услышал у себя в голове Юра: — я себя плохо чувствую. Принеси мне поесть, и я тебе все объясню. Я не хочу быть против вас… Я хочу вернуться…
— Что тебе дать поесть? — спросил Юра.
— Еду.
— Понятно. Ляжь и лежи без движения пока я не вернусь.
Юра вышел из лазарета и прямиком пошел на кухню. Время завтрака уже прошло, но покормить на кухне могли в любое время суток. Он шел по тускло освещенным переходам города на верхний уровень и рассуждал, про себя, что он еще вчера чуть не погиб от рук акремонцев, а сейчас преспокойно телепатически общается с шестируким инопланетянином и его это ничуть не удивляет, как будто это вполне обыденное дело.
III
На кухне сегодня главной была тетя Поля — самая пожилая женщина их города. В лагерь к архонтам она попала в тридцать пять и успела родить двойню — двух мальчиков, которых она даже не успела подержать на руках. Пока она отходила от родов, детей унесли архонты. Ее, как и других опроставшихся матерей, готовили для перевода в другой лагерь, но акремонцы восстали, и она единственная осталась в живых из рожениц, находившихся в тот момент в медицинском корабле лагеря. Остальных порубили обезумевшие лицеклювы. Хоть ей и перевалило за полстолетие, тетя Поля по-прежнему несла на своем лице остатки былой красоты исконно кубанской казачки, несмотря на весьма раздавшиеся в ширину размеры фигуры.