— А помнишь, Семеныч, как ты вредителей задержал?
— А помнишь, как мы с тобой косматого повстречали? Царь Топтыгиных был, да и только. Здоровущий!
«А помнишь», «а помнишь», «а помнишь»... Как я завидовал всем этим людям, как гордился отцом! А он улыбался застенчиво, подкладывал друзьям пельменей и чаще молчал.
Он вообще был неразговорчив, мой отец, и эта черта не очень мне нравилась. Почему бы, в самом деле, не рассказать мне подробно о боях во время гражданской, о том, как он видел Ленина в Москве на съезде комсомола, где был делегатом от сибиряков? Так нет — из него каждое слово клещами приходилось вытягивать. «Было дело», — скажет и засмеется.
Мы с ним жили вдвоем: мама умерла от туберкулеза, когда мне было всего четыре года.
... — Сынка, — шепотом зовет отец.
Я придвигаюсь к нему поближе. Он улыбается мне одними глазами и говорит:
— Запомни, сын: я ни в чем не виноват. Это ошибка. Понял меня? Это ошибка.
Я молча киваю. Отец смотрит на меня так ласково, как не смотрел никогда.
— Очень ты, Лешенька, на маму похож. Вылитая мама. Она красивая была... Утром пойдешь к тете Марусе. Поживёшь у нее, пока я не вернусь. Ну, зачем же плакать? Ведь ты мужчина. Вспомни-ка Чапаева...
Что я, маленький, что ли? Не надо меня утешать, не надо напоминать про Чапаева. Я глотаю слезы, давлюсь ими. Зажимаю рот ладонью, но рыдания сотрясают мои плечи.
Глаза у отца становятся грустные-грустные.
— Ты уже большой мальчик, Лешенька. В десять лет я был учеником стеклодува и никогда не плакал. А ведь ты мой сын. Не позорь меня...
И я постепенно замолкаю. Мне кажется, что ночь длится бесконечно долго. Да и в самом деле — в окно уже заглядывает рассвет...
Отец подходит ко мне и торопливо целует несколько раз в щеку. Никогда раньше он меня не целовал.
— Выше голову, сын! — в последний раз улыбается мне отец.
... Я сижу на постели и думаю. Долго думаю. Голова у меня от всех этих мыслей начинает болеть невыносимо. Чуть свет я прихожу к тете Марусе. Она уважала моего отца. Когда-то он очень помог ей, выручил из какой-то большой беды. Она готова была молиться на отца.
— Лешенька! — всплескивает она руками. — Что с тобой случилось?
— Арестовали папу, — глядя в сторону, говорю я.
Руки у тети Маруси опускаются.
— Как же так? — говорит она. — Как же так...
Потом в глазах ее появляется надежда. Она ставит передо мной тарелки с едой и быстро-быстро говорит:
— Вызволим папу, Лешенька! Тысячи подписей соберу, а папу вызволим...
— Совсем теперь пропадет сирота, — жалостливо судачили соседки во дворе, — ох, пропадет.