— Нэлли?
— Все в порядке, Том.
— Нет, не в порядке.
— Мне просто страшно… но я с этим справлюсь. Буду брать пример с Мишеля, — и она криво усмехнулась.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он.
К горлу подступили слезы, и Нэлл быстро сглотнула, опасаясь, что голос выдаст ее.
— И я тебя.
Полтора часа спустя, когда Нэлл все-таки закончила и отправила послание Мэри Митчелл, во входящих оказалось еще одно письмо. Несколько секунд Нэлл смотрела на него с замирающим сердцем и не понимала ни слова, а потом у нее затряслись руки. Письмо было от Элис Сэджворт.
Оно было тяжелым — полноразмерное видео, снятое, судя по всему, цилиндрической камерой, из тех, что дают полный эффект присутствия. Нэлл включила его с третьей попытки. Ее желудок трепыхался, как раненый воробей.
— Мама!
Она вздрогнула от этого слова.
— Меня задрало слушать постоянное вранье в новостях. Сначала про вас рассказывали, что вы нашли чужой портал и что вас не сегодня-завтра унесет в другую галактику. Потом на вас напал какой-то монстр с Ио. Потом вы все умерли от неведомой заразы. Теперь оказывается, что вы живы-здоровы, но половина экипажа покончила с собой...
Нэлл жадно смотрела на дочь, узнавая и не узнавая ее. Дочерна загорелое лицо, крутые плечи пловчихи, на правом предплечье — длинный розовый шрам. Но взгляд — ясный, решительный, жесткий. Не взбалмошная девочка-подросток, сбежавшая из дома, а молодая женщина, спокойная и сильная.
— Я не знаю, что они курят, эти ньюсмейкеры, но мозги у них явно протухли. Ну и хрен бы с ними со всеми, но. Я пишу Бейкеру, твоему боссу, но старый хорек только отшучивается. На сайте Агентства типа профилактические работы. Они нас за идиотов держат? Я хочу знать правду! Расскажи мне, что с тобой и что у вас там происходит. Только не ври мне. Пожалуйста.
Нэлл сморгнула слезы и запустила письмо еще раз, разглядывая дочь снова и снова. Линялая майка, короткие джинсовые шорты, стоптанные, все в пыли, кожаные сандалии. Выгоревшие на солнце волосы небрежно собраны в хвост. За спиной — густо-синее море, перевернутый конус опреснительной установки, пальмы, белый песок. Небо — пронзительно голубое, неправдоподобно яркое, как на рекламном постере.
Она пересмотрела письмо в третий раз, потом в четвертый.
И включила визор на запись.
— Привет, Элли, — начала она хрипловатым от невыплаканных слез голосом. Стерла, прокашлялась, начала снова.
— Привет, Элли. Я обещаю, что не буду тебе врать. У нас тут действительно происходит много странного, такого, что никакому обдолбанному ньюсмейкеру не приснится.
Она помолчала, собираясь с мыслями. И рассказала все — про свою работу с Четырнадцатой Сверхцветной точкой, про углеродное лавовое озеро на Ио, ставшее сначала Угольным Цветком, потом Черным Роем, а потом Си-О, космическим муравейником. Про их странный диалог и требование вернуть Точку, про атаку, самопожертвование Мишеля, про то, как они, спасая его, занесли в жилую зону станции европейские экзобактерии. Про эпидемию, крысу Магду, смерть восьмерых членов экипажа и странное решение, найденное Марикой — не уничтожать смертельную болезнь, а приручить ее. Она рассказывала, ничего не смягчая и не приукрашивая, будто обращалась к своей лучшей подруге, а не к ребенку, потому что Элли больше не была ребенком. И когда она закончила, ей стало легко, будто она вынула из сердца давнюю занозу, такую привычную, что она уже обросла плотью.